Интервью / Financial One

«Об уходе из Sberbank CIB и особенностях своей работы»

«Об уходе из Sberbank CIB и особенностях своей работы»
27439

Григорий Исаев — один из самых известных российских трейдеров на рынке деривативов. Его команда в «Тройке Диалог» осталась единственной выжившей в беспощадной рубке маркетмейкеров, первоначально котировавших фьючерс на индекс РТС. Недавно он покинул Sberbank CIB, так как планирует заняться новыми проектами. О своей карьере, успехах, блоге и самых запоминающихся моментах г-н Исаев рассказал в своем первом интервью для Financial One.

Из проп-компании в «Тройку»

Когда появился интерес к трейдингу?

— Я с детства интересовался финансовыми рынками. Очень любил читать книги о биржевой торговле, к примеру Драйзера. Меня всегда привлекала романтика трейдинга — делать деньги из воздуха с помощью своего интеллекта.

Где Вы учились?

— Закончил факультет управления и прикладной математики МФТИ.

Как попали на рынок?

— Сначала я проработал полгода в небольшой компании, которая занималась пропторговлей. Торговал на американских рынках, в основном на NASDAQ. У меня была рискованная стратегия: я торговал бумагамии из технологических секторов, они имели сумасшедшую волатильность. Через полгода я посмотрел свой отчет — минус 3%. А у моего брокера было +30% комиссионного дохода от моего счета. Так получалось из-за того, что я активно торговал: использовал плечи и платил много комиссий. Решил: надо либо становиться брокером, либо бросить трейдинг, доучиваться и потом делать карьеру. Но потом один мой знакомый прислал ссылку на вакансию в Металлинвестбанке, они искали младшего трейдера. Так я и попал в очень сильную команду банка, которая хорошо известна на российском рынке.

Чем занимались?

— Работал в инвестиционно-брокерском центре банка. Его тогда, как и сейчас, возглавлял Максим Макаров. Моими непосредственными начальниками были Александр Субочев и Дмитрий Салов. В банке уже в 2002 году был роботизированный алгоритмический трейдинг, в основном арбитраж и маркетмейкинг. Меня посадили заниматься этой темой. На FORTS объем $20 млн в день тогда считался хорошим. Основные торги шли по фьючерсам на акции РАО ЕЭС, и только начал раскручиваться «Газпром». Была жива и первая реинкарнация срочного рынка ММВБ: торговались расчетные фьючерсы на акции. Мы в «Металлинвесте» и их котировали.

— Что-то запомнилось?

— Первый день моей работы был очень интересным, так как это был день ареста Ходорковского. Я только вышел на местный рынок и ничем, связанным с Россией, не торговал. Смотрю, весь рынок минус 20%, потом плюс 10%. Я понял, что в России рынок гораздо веселее, чем в Америке.

— В банке была большая команда?

— Маленькая. Приходилось делать и многое из того, что не относилось к трейдингу, — поставки оформлять, звонить на биржу. Там я проработал два года. К этому времени (в августе 2005 года) биржа ввела фьючерс на индекс РТС. До этого были фьючерсы на RUIX, который имел кривые расчеты, да еще и по ценам «классики», плюс куча фильтров. Он был мало приспособлен к торговле и арбитражу.

— Как ушли?

— «Тройка Диалог» искала человека на маркетмейкинг индекса РТС. Меня нашли через хедхантеров, плюс меня порекомендовали на бирже.

Это направление было развито в «Тройке»?

— Когда я в конце 2005 года пришел в компанию, фьючерсное направление там только зарождалось, не было никакой инфраструктуры по маркетмейкингу. Были биржевые фьючерсные терминалы и подключенный к торгам QUIK. Меня брали, чтобы я держал котировки на РТС. «Тройка» много усилий прилагала для развития биржи.

Легко адаптировались?

— Когда шел в «Тройку», волновался прилично: такая крутая компания. Боялся не справиться. Когда пришел на место, увидел, что все не так страшно, есть чем заниматься. Поначалу приходилось котировать индекс РТС в четыре руки с моим напарником Ильей Махначевым. Я переставлял ближнюю котировку, а он дальнюю.

Сколько человек работает на Вашем деске?

— У нас основных трейдеров всегда было два — я и Илья. Еще были junior traders, trade assistant — максимум три человека. Кванты (quantitative analyst, количественный ана- литик. — Прим. Financial One) — отдельная группа, которая всем помогала — валюте, нам, опционам, cash equity. Не было такого, что какие-то кванты были жестко приписаны к нам. У них команда тоже была из двух-трех человек.

— Под сто человек в России деска нет?

— Таких в российских банках не было. Если сложить все направления бизнеса, трейдеров и сейлзов, весь global market front offi ce, то сотня, думаю, наберется легко в некоторых местах.

Первый маркетмейкер на индексе РТС

— Сколько одновременно котировали?

— В «Тройке» десятки инструментов, и не все по договорам маркетмейкинга. Мы старались присутствовать везде хотя бы минимально. Можно концентрироваться на максимальной прибыли в моменте или быть везде понемногу. Во втором случае, если где то ситуация сильно изменится, то у нас будет видение происходящего, так как налажен процесс слежения за инструментами.

— Как скоро Вы начали автоматизировать процесс?

— Постепенно. В ручном режиме работать долго было невозможно. Сначала мы сделали аналог приводов, которые через несколько лет стали популярными у скальперов, и ставили заявки через импорт в QUIK. Сделали примочку, чтобы можно было двигать спред, менять заявки. Вшивать алгоритм мы опасались, так как волатильность была значительной, а рынок неликвидный. Повезло, что в «Тройке» тогда уже работал Гарник Алексанян, который сейчас — начальник квантов на equity. С его помощью мы начали внедрять первую автоматизацию. Еще до моего прихода он сделал модель расчета хеджей.

HF0G5484.JPG

— Сколько всего было маркетмейкеров?

— На котировании РТС сначала стояло шесть маркетмейкеров, но там были поставлены очень жесткие условия, чтобы мы начали рубиться между собой. Через две-три недели осталось четыре, а еще через несколько месяцев остались мы с «КИТом».

Вы с ним съели остальных?

— Там было очень сложно что-то зарабатывать. Мало кто понимал, что нужно делать. Мы старались брать минимальный риск, прикрываться, хеджироваться активно и смогли заработать.

C «КИТом» была война?

— Нет. Но в целом трейдинг — это всегда некая война. Ты идешь, чтобы не потерять, а желательно отнять у кого-то деньги. Но задачи с кем-то воевать не было. Была цель держать котировки и не проигрывать деньги.

— Но Вы их все-таки чаще обували?

— Не могу так сказать. Если ты видишь, например, что кто-то продает фьючерсы на росте, ты же не знаешь, что с другой стороны. Может, он сидит в большой позиции на спот-рынке и зарабатывает огромные деньги, а здесь просто чуть хеджируется, чтобы риск поменьше был? На рынке всегда много слухов. Компания Х залетела на столько-то, компания Y что-то потеряла. Но это по большей части оказывается неправдой. Не будучи участником событий, нельзя узнать, кто, где, сколько заработал, если, конечно, нет инсайдерской информации. Бывают случаи, когда видно, что это ошибка и трейдер перепутал цену и объем, тогда посчитать легко.

Приходилось возвращать деньги тем, кто ошибся?

— У нас в «Тройке» Жак (Дер Мегредичян, экс-CBO компании. — Прим. Financial One) установил такую политику по поводу ошибок: мы всегда возвращали и требовали, чтобы нам возвращали тоже. Позиция была такая: все мы люди, все ошибаемся, и нужно по человечески друг к другу относиться. Были эпизоды, когда за отказ развернуть сделку «Тройка» закрывала контрагентам лимиты. Но я не припомню глобальных ошибок или чтобы много пришлось возвращать. Помню, был случай на бирже, когда мы котировали одновременно дальние и ближние контракты и видели аномальную активность. Мы немного заработали, потом нам позвонили с биржи и сказали, что у человека взломали аккаунт и переливали деньги на дальних контрактах. Мы, естественно, все вернули.

Много?

— Допустим, человек потерял 5–10 млн рублей, тебе из этого досталось тысяч 500–600 максимум. Но вернули все.

Как это все доказывается?

— Никак, все на честном слове. Ты всегда знаешь свой P&L, сколько ты реально заработал в этой ситуации. Тут уже вопрос отношения людей, их порядочности, репутации на рынке.

Роль «Тройки» была большая. Когда смотрели на рынок, чувствовали, что можете двинуть его?

— Эта тема про кукловодов — популярный фольклор и ерунда. Наверное, «Тройка», если бы захотела, смогла бы двинуть весь российский рынок. Ненадолго. Но в компании работают разумные люди и есть риск-менеджемент. Попытки единолично рулить рынком обычно заканчиваются не очень хорошо. Рано или поздно на место поставят. Мы никогда не чувствовали, что мы можем сделать весь рынок. К примеру, когда мы начинали, у «КИТ Финанса» лимиты и позиции были значительно больше, чем у нас. Была такая ситуация, что, допустим, «КИТ» реально ставил рынок, а мы под это подстраивались.

Торговали только на деньги компании?

— Практически да. Клиентским бизнесом в части исполнения приказов или заявок, котирования в риск я давно не занимался. Вообще, сложно четко отделить проп от флоу. Любая торговля и даже то, что называется на sell side голосовым клиентским бизнесом, — это тоже, по сути, проп. Конечно, дилер продает по оферу и покупает по биду. Но если тебе по биду засунули дневной объем по неликвидной бумаге, то экономия на спреде не сильно поможет. Когда ты торгуешь чистый проп, то, по крайней мере, сам можешь выбрать, торговать тебе или нет.

Много удавалось зарабатывать?

— Если бы мы занимались чистым арбитражем, то заработали бы больше в первые год два. У нас очень много ресурсов и сил уходило на то, чтобы держать котировки. Не могу раскрывать конкретные цифры. В первый год мы сделали Х денег, хотя никто не ожидал, что мы вообще их сделаем, во второй год — 4Х, в третий — 25Х, дальше — больше. После этого на нас стали смотреть гораздо серьезней. Бизнес развивался и стал одним из основных в компании. В 2010-м нас и квантдеск признали командой года.

За счет чего?

— Удачное сочетание места и времени. Рынок вырос фантастически — с нуля до многомиллиардных оборотов. Приятно, что мы принимали в его развитии активное участие.

Насколько зависит личный доход от хода торгов?

— Насколько я знаю, в крупных компаниях строгого процента нет. Трейдеры работают не за фикс, а за бонус. Соответственно, при принятии решения начальство всегда ориентируется на комбинацию многих факторов. Твой доход зависит от твоего текущего результата, результата всей компании и отдела, от того, как оценивает компания твои перспективы. Уровень дохода определяется индивидуально. По моему мнению, такого, чтобы заработал X, а получил Y, на sell side нет и никогда не будет.

У Вас были большие убытки?

— Реализованных и больших не было никогда, были приличные колебания переоценок в кризис. Это было самое интересное время — когда с 2500 рынок падает на 500 с большой волатильностью. Это интересный опыт, особенно для трейдеров, которые раньше через такое не проходили. Во время кризиса 1998 года я только в институт поступил.

Был же еще банковский кризис 2004-го?

— Тогда у меня не было ни таких позиций, ни ответственности.

2.jpg

Самые яркие моменты и уход из Сбербанка

— Почему Вы и другие люди ушли из Sberbank CIB?

— Не могу говорить за других. У тех, кто уходил, мне кажется, были свои причины. Я был на хорошем счету, и меня не выгоняли. Нельзя сказать, что уход связан с чем-то конкретно, я не могу выделить основной фактор. Это серьезное решение, у которого много причин и предпосылок.

— Чем хочется заниматься?

— Перейти с sell side на buy side и заниматься управлением активами, возможно, создать фонд.

— Хочется одному работать с фондом или с кем-то?

— Для серьезной работы нужна команда, но еще рано говорить о чем-то конкретном. Но опять же, это бизнес. Если мне завтра сделают какое-то хорошее предложение на sell side, то я буду его рассматривать. Никогда не говори никогда.

— Иностранцы интересуются российскими трейдерами?

— Весь трейдинг иностранцы давно выводят в Лондон. У них бизнес глобальный, как и дески. Когда мы делали что-то на других рынках, в основном фокус был на Россию. Трейдеры глобальных банков сидят и торгуют 10–20 рынков сразу, у них другой профиль. Сложно сказать, интересуются сейчас или нет. Думаю, это индивидуально, хотя множество российских трейдеров успешно работают в глобальных банках и хедж-фондах.

— Какие моменты запомнились в период торговли в «Тройке»?

— Самый яркий, который я помню, — день кризиса на FORTS. Это было 15 сентября, понедельник после банкротства Lehman Brothers. Тогда многие профучастники резали свои позиции на рынке, кто-то сам, кого-то резала биржа после того, как не прислали обеспечение. Это, наверное, был самый напряженный день в карьере.

Как это выглядело?

— Наиболее резкие движения были, когда уже биржа резала участников. Какие заявки поставил — то и получаешь, задача — продать по любой цене. Ставишь одну — тебе дают, ставишь в два раза больше на 2% ниже — опять дают, в четыре раза больше, еще на 5% ниже — и туда получаешь (смеется). Мы в ту неделю неплохо заработали, но это, стоит признать, во многом заслуга профессиональной работы казначейства «Тройки». У нас в отличие от многих других участников всегда были деньги на бирже, и мы могли торговать нормально.

Кстати, с точки зрения экономики деривативы что-то полезное делают? Их же называют причиной кризиса?

— Если глобально к этому подойти, деривативы — это разновидность денег, через них происходит распределение риска. Вопрос в том, кто и с какой целью их использует — для контроля рисков, чтобы снижать издержки на торговлю, брать дешевле кредиты. Бывают совсем сложные деривативы. Одна из причин кризиса в том, что было придумано очень много сложных инструментов, которых люди просто не понимали. Были случаи, когда один банк совершил сделку с другим, и сразу же оба показали по переоценке большую прибыль. Первое правило любого инвестирования: если ты что-то не понимаешь или не совсем понимаешь, держись от этого подальше. Вся эта тема со сложными деривативами играет на человеческое эго. Любой человек думает, что его интеллект выше среднего. Ему кажется, если инструмент сложный, то там-то он точно сможет свои мозги выгодно применить. Но заканчивается это, как правило, печально.

Удалось поторговать в «Тройке» на американском рынке?

— Много торговали с тем, что листинговано в США, но связано с Россией и СНГ. Там есть множество акций российских эмитентов, индексы и ETF.

То есть не удалось Microsoft поторговать?

— Немного торговали и такими вещами, но это в рамках очень небольших лимитов.

HFT как самолеты

Какую роль играли роботы в карьере?

— Это очень заезженное слово, которое для разных людей может означать все что угодно. Для кого-то это искусственный интеллект, который зарабатывает деньги, а для других это как молоток для строителя или шуруповерт, который сам закручивает. Если понимать под роботом некий способ автоматизации рутинных операций, то, конечно, роботы — один из основных компонентов в современном трейдинге.

Самому приходилось что-то реализовывать?

— Я не профессиональный программист ни разу. У нас написанием кода и подобными вещами занимались сначала только кванты, а потом специальная команда алгоразработки.

Делаете что-то руками или нет? Или приходите на работу и включаете роботов?

— Есть позиции, которые делаю руками. С ручным маркетмейкингом завязали где-то в 2006 или 2007 году, разве что в исключительных случаях, если что-то случилось. Смысла в этом нет, по крайней мере на моем деске. Это рутинные операции.

Роботы работали против Вас как маркетмейкера?

— Профессиональные трейдеры далеки от таких шпионских версий, что кто-то что-то делает именно против тебя. Это рынок, все пытаются как-то заработать.

Нужно ли ограничивать HFT?

— Сейчас на FX популярны такие дискуссии, и многие OTC-площадки хотят ограничить HFT. На мой взгляд, эта тема спорная. В большинстве своем HFT — это автоматизированный маркетмейкинг. Жаловаться на то, что существует HFT, это то же самое, что жаловаться на то, что самолеты летают. Я лично уверен, что если все подсчитать, то станет очевидно, что они приводят к снижению издержек для инвесторов

Order log — это миф или нет? Могут заявки показываться кому-то раньше?

— Сказать с полной уверенностью, есть такое или нет, нельзя. Я думаю, что нет. С другой стороны, есть примеры глобальных бирж, которые давали недокументированные возможности определенным категориям трейдеров. Биржи в среднем стараются помогать тем, кто дает большую комиссию, своим крупным клиентам.

Купить подписку на журнал Financial One

Это правильно?

— Предоставление каких-то эксклюзивных условий? Нет, это неправильно. Я не видел в России ни одной аргументированной попытки это доказать. Можно говорить все что угодно, что биржа сливает позиции, но мне кажется, это спекуляции.

Моральная усталость против низкой оценки

Как в компании относились к Вашему блогу?

— Долго вообще никто не знал, что он мой.

Как узнали? И ругали за него?

— Не помню как, но в определенный момент я понял, что начальство знает о моем блоге. Особо никто не ругал, потому что я же писал в блоге на отвлеченные темы, в основном по рынку, но не касаясь компании. Некое удовлетворение страсти графоманства — я же не публикую там какие-то серьезные исследования и торговые идеи. Если человек начинает раздавать другим бесплатные советы, касающиеся их денег, то это все чревато.

— В блоге Вы пишите и про российский рынок. Он будет расти? Многие говорят про его безумную недооцененность.

— Обычно дешевые вещи через какое-то время становятся еще дешевле. Видите, как все происходит: недавно Сергей Гуриев (экс-глава РЭШ. — Прим. Financial One) говорил, что в России все настолько плохо, что может быть только лучше. А тут мы узнаем, что он эмигрирует. Я считаю, что российский рынок недооценен. Но у нас дешевые по множителям компании, которые с точки зрения корпоративного управления сами по себе не очень хорошие объекты для инвестиций. К примеру, госкомпании, где непонятны цели управления. Ну а частные и растущие компании с хорошим менеджментом сильно недооцененными сложно назвать.

Может, какие-то инструменты нужно запустить в России?

— Много что нужно, но проблема в том, что все люди что-то хотят, но реально мало кто готов что-то для этого делать или платить другим, чтобы они сделали. У нас по сравнению с другими рынками не развиты деривативы на fi xed income, rates, commodities. Тут не надо придумывать велосипед, а нужно смотреть на то, что есть на других биржах или на OTC-рынке и брать оттуда идеи. С точки зрения развития того же срочного рынка интересно иметь контракты, которые будут иметь глобальную ликвидность. Надо понимать, что реально в России рынок акций бедный на эмитентов. Их много, но ликвидных из них — штук 15 максимум. Многие люди поневоле идут в сторону глобальных рынков, потому что нужна диверсификация.

Что необходимо, чтобы начался рост?

— Как всегда, нужны предпосылки и повод. Предпосылка — низкая оценка, а вот поводов для роста у нас в стране что-то не видать. Все знают, что все дешево, особенно относительно других стран, но никто особо не лезет покупать, потому что триггера нет, а настроения плавно ухудшаются.

Что может повлиять?

— Какие-то политические или экономические реформы. Люди просто морально устали от того, что происходит. Должно появиться ощущение перспективы. Рынок на 80% отражает краткосрочные настроения и только на 20% — долгосрочные экономические тренды.





Вернуться в список новостей

Комментарии (0)
Оставить комментарий
Отправить
Новые статьи