Одним из редких новых частных трейдеров, которые сумели публично заявить о себе в этом году, стал Илья Бутурлин. Он показал любопытные результаты торговли на конкурсе Чикагской и Московской Биржи. О том, почему его торговля является лишь учебным и побочным процессом работы в университете, и о своем стиле торговли он рассказал в интервью Financial One.
— Расскажите, как вы пришли к трейдингу.
— Еще в школе в 11 классе я разочаровался в учебе: мы c другом сбегали с уроков на бесплатные занятия «Финама» в «Даев Плаза». Даже первый счет там открыл.
— Почему сбегали?
— У нас была гуманитарная гимназия, мы учили три языка — английский, французский и латынь, семь уроков литературы в неделю и плюс еще тяжелый преподаватель по математике. С пятого класса это все мне очень сильно надоело.
—На кого учились?
— Я учился на юриста в сфере финансового права в МГЮА имени Кутафина. Окончил с красным дипломом, потом получил второе высшее в Финансовой академии по специальности «финансовые рынки и финансовый инжиниринг», и в том же году поступил в аспирантуру. Торговать начал примерно на третьем курсе.
— Какие были первые результаты в трейдинге?
— Слил первые 50 тысяч рублей. Торговал по стандартным индикаторам и ловил гэпы по утрам. На вечерней сессии заходил, а утром, пока был на учебе, просил младшую сестру закрыть меня. В кризис, когда на РТС гэпы были по три тысячи пунктов, я счет почти утроил. Но потом на свой день рождения решил поймать разворот рынка, но он пошел против меня. Сначала попробовал усредняться, молиться богам трейдинга, бить в бубны, но потом брокер закрыл маржин-колл. Только на пятом курсе начал читать серьезные книжки и разбираться в том, что такое риски.
— Когда вы начинали, вы ходили на семинар Александра Резвякова. Он помог в работе или это сбор денег?
— Я не считаю правильным оценивать кого-то. Если человек готов внести деньги за обучение, то пусть учится. Главное, чтобы тот, кто обучает, нес ответственность за информацию, предлагаемую на семинаре. Надо давать основы, и даже если прочесть книги, то для успеха понадобится либо старший товарищ, либо собственный опыт.
— Почему вы не стали юристом?
— Я занимаюсь консалтинговыми услугами на рынке ценных бумаг: сопровождение деятельности, предварительная проверка документов профучастников и эмитентов для ФСФР, помощь в регистрации выпуска ценных бумаг. Зарегистрировал компанию «Финскрин» на родственников и курирую ее работу. До августа, пока ФСФР не присоединили к ЦБ, это был существенный доход.
— Откуда у вас связи с ФСФР?
—Я на четвертом курсе был на практике в региональном отделении по Центральному федеральному округу в отделе административного производства. В 2009 году на пятом курсе проходил дипломную практику в центральном аппарате, в отделе регистрации паевых инвестиционных фондов. После нее три месяца работал в отделе надзора, но потом оставил работу.
— Поделитесь впечатлением от работы в ФСФР.
— Многие директора даже не знают, что есть отделения ФСФР, и не в курсе обязанности по раскрытию информации. Когда служба проверяет профучастника, то объем запрашиваемых бумажных документов составляет чуть ли не половину человеческого роста. В свое время подняли штрафы: за одни и те же нарушения стали брать не 50 тысяч, а 500 тысяч рублей. Многие небольшие профучастники не могли их выплатить, что отражалось на их клиентах.
—Сколько платили в ФСФР?
— 10 тысяч рублей.
— Вы воспринимали это как зарплату?
— У меня был счет на срочном рынке, примерно 500 тысяч рублей, с него я и зарабатывал. Торговал индекс РТС, «рубль — доллар». Но в какой-то момент мне запретили торговать в отделе, хотя у меня был свой ноутбук и интернет. Мне было сказано: «Считаем, что совмещение этой деятельности с работой недопустимо». Я согласился.
—Если бы вы никому не сообщили об этом, то никто бы не знал?
— Я и не рассказывал, но были правила безопасности. Торговал во время обеда, в перерывы, но получилось так, что сумма на счету превратилась сначала в 300 тысяч, а потом в 50 тысяч рублей. Я тогда женился, и нужно было думать о материальном положении семьи, так как прожить в Москве только на зарплату ФСФР очень сложно. После ухода я согласился поработать у знакомых в инвесткомпании «Финпроект», и совмещал ее с очной аспирантурой в Финансовом университете.
— Как работали в компании, успешно?
— Через полгода работы в «Финпроекте» мне предложили полностью возглавить компанию. Я проработал два года, но потом ее продали и наши пути разошлись. Собственная инвесткомпания в России — это громоздкий бизнес: налоги, ЕСН, другие отчисления, требования ФСФР. Издержки с доверительным управлением так высоки, что нужно показывать доходность не 100, а 200%. Прямой доступ на биржу стоил компании около 3 млн рублей. К тому же, ФСФР тогда начала ужесточать требования к профучастникам, например повысила необходимый размер собственных средств до 35 млн рублей. Когда ты с большим трудом сделал 25% за квартал и 15% отдал на расходы, то для акционеров это невыгодно. Каждый инвестор может открыть брокерский счет, платить НДФЛ 13% и получать консультации либо использовать офшор и вообще ничего не платить.
— Сейчас вы работаете с клиентами?
— Да, конечно, с офшорами и физлицами.
— Много их?
— Крупных — десять.
— У вас на счету было всего 500 тысяч рублей. Откуда появились все эти инвесторы?
— Сначала родители доверили деньги, и я управлял их финансами, потом появились активы знакомых.
— Что вы им предложили?
— Управление активами. Сказал, что я могу гарантировать, что риск не больше 5%.
— Всего?
— Было жестко. Меня никто не знал, и это большая честь для меня, что люди мне доверились.
— Сразу получилось?
— В 2010-м из 3 млн за два месяца я сделал 5,7 млн рублей. Конечно, никто такого не ожидал, да я и сам, если честно.
— Как на вас выходят инвесторы?
— Через коллег, знакомых знакомых и Финансовый университет. Еще есть моя команда. Но мы не у каждого инвестора берем деньги. Когда некоторые их забирают через три месяца, то второй раз брать уже не хочется. Получилось, например, что счет в просадке на 5%, после этого деньги забрали, и сразу после этого золото дает плюс 20%. Проблема большинства русских инвесторов в том, что их требования противоречат законам рынка: они хотят все и сразу. Они не любят ждать и не разбираются в финансовой арифметике. К тому же, сомнительные компании типа Royalmaxbrokers заявляют, что делают 50% в месяц. Такие истории оставляют серьезный отпечаток на всех управляющих и на инвестиционной индустрии в целом. Люди не доверяют свои деньги управляющим и предпочитают банковские продукты.
— Что бы вы посоветовали инвесторам?
— Если вы не можете разместить деньги на длительный период, будете за них переживать или не уверены в управляющем — вложите в свое образование. Потратьте на бизнес-школу в Гарварде, пользы будет в тысячу раз больше. Деньги по сравнению с развитием вторичны.
— Какие суммы вы берете?
— На 100 тысяч рублей я даже один контракт на золото на CME не куплю. В США это минимум $200 тысяч, так как один контракт на золото стоит $100 тыс. В России невозможно построить что-то интересное меньше чем на миллион рублей.
— Сколько вы берете денег за управление?
— Зависит от сроков и условий. Если требования в плане просадки и сроков жесткие, то мой процент от дохода инвестора поднимается до 40%. Может быть 30 на 70% и так далее. Обычно фонды берут в пропорции 20 на 80% плюс комиссия за управление 2%.
— Комиссии за управление, как я понимаю, нет?
— Да, я не зарабатываю на комиссиях.
— Сколько у вас всего инвесторских денег? Примерно?
— Порядка $10 млн.
— Сколько удается заработать?
— Задача делать 5% своего и чужого капитала в месяц, но не всегда получается.
— Что с личным счетом?
— Личный счет в России и в США, но я консервативно с ним работаю, те же 10–15% в квартал.
— Какие суммы на личных счетах?
— Примерно по $50 тысяч на каждом.
— Может быть, стоит создать фонд?
— Это достаточно громоздкая структура. Я знаю это на примере Дмитрия Солодина, который создал фонд, и в результате административные издержки съели большую часть прибыли. Сейчас сотрудничаю еще с Александром Герчиком.
— Как вы сотрудничаете?
— Управляем счетами.
— Совместно с ним?
— Да.
—Он научил тебя чему-то?
— Порядочности. Я не слышал, чтобы он кого-то обманывал. Он публичен, но не зазнается. К нему, например, любой из моих студентов может прийти и просто пообщаться, как мы сейчас.
Студенты-миллионеры
— Почему после аспирантуры вы остались преподавать?
— Во-первых, я получаю от этого удовольствие. Во-вторых, это общение в профессиональной среде преподавателей и с талантливыми студентами. В-третьих, это возможность заниматься исследовательской работой.
— Зарплата в университете — это те же 10 тысяч рублей, как в ФСФР?
— Мне грех жаловаться на зарплату. Финуниверситет дает возможность зарабатывать приличные деньги, например за научно-исследовательскую работу. Конечно, хочется, чтобы финансирование отечественной науки было сравнимо с финансированием западных университетов. Когда мы узнали, что депутату Пономареву за лекции заплатили 9 млн рублей, то стало интересно, что он там читает.
— Как у вас со временем?
— Я провожу занятия три раза в неделю по пятницам. Раньше преподавал еще в Налоговой академии.
— Среди студентов есть успешные трейдеры?
— У меня был студент, который во время занятия со $100 тыс. сделал $1 млн. Он от счастья разбил ноутбук. Сделал на CME на валюте. Я очень радуюсь, когда они порой делают доходность больше, чем я.
— Трудно обучать?
— Обучать студентов без базы сложно. Многим приходятся объяснять, что такое stop loss и short, чтобы потом дать ту же теорию Вайкоффа. Пока я им весь материал не дам, на реальных счетах торговать не советую, только на демо-счете с реальными котировками. Очень мало людей учится на чужом опыте, а свои ошибки лучше набивать на маленьких счетах. Но в целом я стараюсь дать им удочку, чтобы они сами себе наловили рыбы.
— Что они торгуют?
— Все разное. Четверокурсники торгуют опционы по методу Volume Spread Analysis. Я им на практике показываю подводные камни, но дальше они уже сами развиваются. Если они соединят воедино статистику, теорию вероятности и риск-менеджмент, они могут неплохо выстрелить.
— Вы говорили, что есть те, кто в Goldman Sachs работают?
— Да, работают. В университете их берут на летние стажировки, потом ребята остаются.
— Не забираете к себе студентов?
— Забирать особо некуда. Я работал в инвестиционной компании и знаю, что такое российская структура. Это громоздкая организация, где куча расходов, которые никак не относятся к доходности на бирже. Мы предлагаем талантливым студентам присоединиться к команде.
— Может, их передавать в российские проп-компании?
— Мои студенты работают в пропе. Там жесткие ограничения: им нельзя переносить позиции, у них огромные комиссии. Я им показал в Excel, что если в пропе сделать 250 сделок с такой комиссией, то за год нужно заработать 300%.
— О каких пропах идет речь?
— Я не буду конкретизировать.
— Это неправильный подход?
— Он ведет к сливу. Все тот же Дмитрий Черемушкин, насколько я знаю, сейчас пришел к среднесрочной торговле. С точки зрения статистики и теории вероятности среднесрочный подход от года до пяти лет дает возможность торговать с меньшими рисками и с доходностью 80–100% годовых.
Дотянуться до звезды
— Когда вы стали торговать в США?
— На американский рынок я пришел в марте этого года вместе с конкурсом CME World cup trading championships. Я решил поучаствовать для студентов, так как хотел разобрать тему рисков. Мы каждую сделку разбираем. Они мне тоже рекомендуют что-то сделать, и мы можем потерять стоп. Для меня это нормально. Цель — хорошо научить ребят.
— Какие там условия?
— Вход от $10 тыс., конкурс идет целый год. Минимум десять сделок за все время, увеличенное гарантийное обеспечение. Если внутри дня можно торговать с одним контрактом с обеспечением в $1000, то на конкурсе должно быть минимум $5000. Они обрезали обычное плечо. На World cup комиссия в десять раз больше стандартной. Обычно комиссия составляет примерно $1 или 0,01%, а на World cup примерно 0,1% на контракт.
— Какая у вас была сумма на счете?
— Первоначально $10 тыс. В лучшее время было порядка $60 тыс. Когда заработал 600% с апреля по май, понимал, что, скорее всего, выиграю конкурс, так как этот результат входит в топ-5 за 30 лет истории конкурса. Я хотел вывести деньги со счета, но по условиям конкурса запрещено выводить даже доллар. В итоге решил попробовать дотянуться до звезды — 11000% Ларри Вильямса. Намеренно увеличил риски, но потерпел неудачу. Волатильность подросла, да и загрузка по другим видам деятельности очень сильно увеличилась, оставалось мало времени на торговлю.
— Не жалко?
— Нет. Дело не в процентах. Зато я попробовал, делал это прежде всего для себя. Приобретенный опыт бесценен, тем более в конкурсе участвует несколько десятков тысяч человек. К тому же я до сих пор в плюсе, работаю со студентами и вижу их результаты.
— С Алексеем Мартьяновым — Майтрейдом (еще один участник этого конкурса. — Прим. Financial One) общались?
— Когда в октябре я выпал из пятерки, то пожелал ему удачи через его брокера. Хочу, чтобы кто-то из русских победил. Это дало бы толчок для новых русских трейдеров.
— Какие инструменты вы торговали?
— Золото и серебро. Мы со студентами использовали систему «Четыре опоры», я ее сам так назвал. Она основана на работах известных американских трейдеров. Если говорить об исследованиях, на основании статистики и теории вероятности мы изучаем три константы — цену, время и объем. Они анализируются за 40 лет — там, где это возможно.
— Почему вы не участвуете в конкурсе «Лучший частный инвестор»?
— Я участвую. В этом конкурсе я в тридцатке трейдеров-миллионеров.
— Там есть имя Бутурлин?
— Нет, я под другим ником.
— Как там результаты?
— На российском рынке я ожидаю снижение 10–15 %, поэтому я увеличивал объем шортов на акции. Стопы работают, но портфель в плюсе, а это самое главное. Если индекс ММВБ упадет до 1400, то я рассчитываю за три месяца сделать 50%. Порадую студентов, покажу, что терпеливые правят миром. Результатов нет в сравнении с теми у кого 100–180%. Но у нас диверсификация по восьми инструментам, что не даст сильную просадку, и когда будет движение, мы свое возьмем.
—Можно ли сравнить конкурсы?
— Их нельзя сравнивать, так как на World Cup один контракт по золоту стоит $100 тыс., а счет в $10 тыс. обрекает меня на десятое плечо. Когда стопы срабатывают, на форумах меня называют лудоманом. Задача — скрупулезно входить и ловить большие движения. Это очень сложно. К тому же, у меня большая загруженность, и случается, что я пропускаю привлекательные для входа моменты.
— Вам предлагали уехать в Америку?
— Во время конкурса было много предложений от частных лиц из США уехать и поработать в Штатах. Но мы наоборот пытаемся американских товарищей переманить сюда.
— В России вас куда-то приглашали?
— Да, в инвесткомпании, но я многим отказал. Недавно одна российская брокерская компания, в которой у меня был счет, вышла на меня с предложением сделать ежедневную рассылку от моего имени. Несмотря на мой отказ, три месяца рассылала ее по своим клиентам. Текст сообщения составлен так, будто я или сам даю сигналыили чуть ли не сам пользуюсь их сигналами на World Cup. Мою фамилию прямо не указывали, но указывали мои результаты и место на турнире. Потом еще просили записать интервью для них. Не знаю, сколько людей подписалось на эту рассылку, какой у них был результат. В июне я закрыл у них один из счетов.
Трейдинг или инвестирование
— Расскажите о своих подходах к трейдингу.
— Нужно сделать систему, с которой будешь работать всю жизнь, а каждая ошибка должна ее совершенствовать. Нужно начинать с основ. Поэтому рекомендую изучить подходы к рынку Кауфмана, Нотенберга, Вайкоффа и Мерримана. Их книги переводятся на русский в таком качестве, что лучше читать оригиналы. У каждого из них свой подход к рынку, правда, не каждый из них возможно использовать при краткосрочной торговле. Также в моем методе важное место занимают предметы из университетской программы — статистика, математические методы, экономическая теория, экономические циклы в частности.
— Как используется теория вероятностей?
— Вероятность некоторых событий больше. Изучая циклы, я вижу, что валюты перестали коррелироваться между собой (декаплинг), что происходит каждые 8–9 лет. Это означает, что мы находимся на пороге больших движений. По теории Вайкоффа считается, что крупный игрок набирает очень большие портфели, которые и создают раскорреляции. Например, на нефти Brent и WTI, золоте и серебре, медь коррелирует с индексом РТС.
— Вы применяете циклы?
— Да. Тот же Кондратьев, которого в 1938 году расстреляли, до сих пор актуален. Мы со студентами проводили исследование по моим данным за 40 лет, и он хорошо работает. Сейчас на американском рынке завершается большой 70-летний цикл, по окончании которого весьма вероятна очень жесткая коррекция, как во времена Великой депрессии. Дай бог, чтобы не было. Это нужно изучать, чтобы не инвестировать «на хаях», потому что я знаю людей, которые сидят с «Газпромом» по 320 рублей.
— Какие инструменты вы торгуете?
— Если говорить про стратегию, то я четко разделяюю американский и российский рынки. В Америке может быть широкая диверсификация, а в России портфели строятся вокруг «Газпрома», Сбербанка, золота, пары «рубль — доллар», индексов.
— Что еще из инструментов вам интересно?
— Движения по золоту и серебру высчитывали после того, как было проанализировано 15 тысяч дневных баров за 40 лет. Со студентами мы изучали платину, палладий, медь, пару «евро — доллар», швейцарский франк, индекс доллара, индексы Eurostoxx и S&P, нефть Light и Brent, Natural Gas, зерновые — кукурузу и соевые бобы. Мы берем сухие показатели: цену и время. Может быть, объем меняется, капитализация рынков увеличивается, но когда мы анализируем цену и время, все работает.
— Какой у вас обычно риск на сделку?
— В зависимости от системы. Я студентам говорю: «Вы можете, как я на конкурсе, играть с 50-процентным риском на сделку, но тогда второй и третьей сделки может не быть. Либо риск на сделку 0,5–1% для инвесторов с общей просадкой по портфелю не более 10 –15%».
— Какая у вас была максимальная просадка по счету?
— Если World cup не брать, то около 10%. Как только она появляется, значит одна из систем перестает работать, и я говорю клиентам: «Вы принимаете решение, инвестируем дальше или нет». Хотя есть желающие раскрутить сумму до 300% с просадкой до 50%, но тогда эти договоренности фиксируются. Но таких просадок не было. На моем личном счете и у ребят из нашей команды такие просадки были.
— Что у вас за команда?
— Это ребята, которые работают вместе со мной, их 10 человек. Команда дает толчок к развитию. Она динамична, поэтому у каждого есть стимул.
— Теханализ сейчас работает?
— Да, но это не десять индикаторов, а три. Хотя иногда индикаторы не работают. Должен быть системный подход.
— В России по акциям его применять стоит?
— Да, я даю студентам определенный набор индикаторов — осцилляторы, Фибоначчи, которые многие недооценивают. Апрельское снижение по золоту предсказывалось по Фибоначчи за последние три года. Нужно строить Фибоначчи на дневных графиках.
— Какие инструменты теханализа самые эффективные?
— Momentum, stochastic, RSI, дивергенции хорошо работают на коррелированных парах. Например, если золото обновляет low последних нескольких месяцев, а серебро не обновляет, то будет дивергенция и можно купить серебро с коротким стопом. Перестали работать трендовые индикаторы на пару «рубль — доллар», поэтому лучше работать по контртренду.
— Как вы рекомендуете самостоятельно инвестировать?
— Если вкладывать до совершеннолетия своего ребенка, то это вложения без плеча. Выбираем либо инструменты с фиксированной доходностью, либо акции. Разбиваем весь график цены на четыре или шесть уровней. При снижении на определенные уровни мы определенную часть инвестируем, все время идет усреднение. Плюс каждый год мы зарабатываем дивиденды. За счет усреднения и того, что общий тренд всегда идет вверх, должны быть в плюсе. При росте на 100% фиксируем значительную часть прибыли. Простой пример: мы можем инвестировать в «Газпром», когда он стоит 150 рублей, а можем при цене 70–80 рублей. Разница только в количестве акций: за счет них у нас больше дивидендов. Когда рождается ребенок, появляется чувство ответственности: с десятым плечом не зайдешь, ему завтра кушать будет нечего.
— Что делать, если акции неинтересны?
— Люди, чье доверие к акциям подорвано, должны заинтересоваться вложениями в валюты, например пары «рубль — доллар», «евро — рубль». Есть скорелированные с валютным рынком фьючерсы. Меня многие просят сообщать о движениях по доллару. Есть клиенты, которым я с утра отправляю информацию, и они на своем счету совершают операции. Такое платное консультационное обслуживание позволяет им снизить валютные риски в связи с основной внешнеэкономической деятельностью. Каждый клиент платит порядка 50 тыс. рублей в месяц, со мной работает 5–6 человек.
— Что вас не устраивает в России с точки зрения рынка?
—Отсутствие ликвидных инструментов. Например, мне было сложно продать на вечерней сессии 50 контрактов «Норникеля». Это буквально копейки. Фактически на вечерней сессии остается «Газпром», Сбербанк, «Лукойл», золото и валюты. Хорошо, а с остальными как быть? Даже «Газпром» порой торгую с ужасом, когда на вечерку захожу пятистами контрактами. Очень сильное проскальзование. В Америке можем взять стратегию из трех тысяч акций, и все они будут ликвидны. Я не могу позволить себе то, что неликвидно.
— Что стоит поменять?
— Пусть покупают лондонскую или немецкую биржу, денег у нас много. Если купить лондонскую, то можно получить обратно весь российский рынок. На самом деле проблем много как в регулятивной системе рынка, так и у эмитентов. Конечно, государство приняло стратегию развития финрынка до 2020 года, но на практике результатов нет. Эпоха сверхконцентрации.
— Как вы относитесь к изменению времени торгов?
— За счет отмены зимнего времени мы отдалились от Америки, а Азии мы неинтересны. Приходится сидеть до двух ночи, а те, кто, как я, совмещают американский и российские рынки, торгуют с 10 утра. Это очень непросто. Я сейчас из-за зимнего времени реже вижу семью, а она должна быть на первом месте.
— Как можно улучшить ситуацию?
— Нужно хотя бы синхронизировать время, чтобы, когда американцы открываются в 6:30, мы не попадали бы на клиринг через 15 минут, так как возникают гэпы. Это же риски. Кондратьев, кстати, говорил, что Россия отстает от Запада на 35 лет, и пока не видно, когда мы этот разрыв сократим.
— Нужен ли retail-форекс?
— Конечно, ведь чем больше сегментов, тем больше возможностей для диверсификации. Недавно мы со студентами провели простое исследование: открыли один контракт по евро — доллару на большое плечо у американского брокера и известной российской форекс-компании. Поставили стопы, российская форекс-компания забрала его себе, а у американского брокера рынок туда не сходил. Сначала подумали, может, глюк какой-то, но это происходило не один раз. Потом в приватной беседе сотрудники форекс-компании мне предложили открыть нормальный счет. Что значит нормальный? Они делают все, чтобы люди не заработали. Должно быть присвоение ISIN-кода и вывод заявок на биржу, а получается, что котировки через программы рисуют.
— Как вы относитесь к чужим сигналам?
— Я сторонник ответственного отношения. Когда трейдер дает сигналы на сайте, он должен нести ответственность за счета других, предупреждать их о рисках. Когда он входит в серебро, где у него $12 тыс., а у кого-то счет только на $2 тыс., то может получиться, что некоторые трейдеры не выдержат значительного движения и многие потеряют деньги. Поэтому у меня и нет публичной торговли. Хотя есть примеры, когда ребята дают публичные сигналы.
— Не собираетесь открыть сайт в новом году, чтобы продавать сигналы?
— Моя цель — обучение студентов и исследование рынка, и я ее реализую. Было бы желание, то уже сделал бы. Знаю, что продукты, которые дают некоторые компании по обучению, это не удочка, это направление в сторону озера, где, возможно, есть рыба. У нас к декабрю будет четыре протестированных работающих алгоритма, и я показываю их студентам. Это удочка и это качественный продукт. Многие трейдеры боятся раскрывать системы, так как они якобы перестанут работать. Но если подход хороший, то он будет работать всегда. Если же он основан на паттернах или HFT, то будет сложнее, так как рынок меняется. В прошлом году я занимался арбитражными стратегиями, но высокочастотники из «Дойче банка» с их тремя этажами программистов, конечно, вне конкуренции.
— Бесплатно обучать вы не готовы?
— Это неоднозначная ситуация. Бывает, приходят очень талантливые ребята, но у них нет возможности оплатить обучение. И всегда можно найти точки соприкосновения.
С другой стороны, речь идет об исследованиях, на которые потрачены значительные суммы и время. Немаловажным является психологический фактор: бесплатное не ценится нашими людьми, люди ценят только то, за что они платят большие деньги. Качественный инвестиционный продукт должен стоит дорого.
— Каковы ваши ближайшие задачи?
— Мне нужно закончить исследования и диссертацию по экономике в первую очередь. Решил защититься не только по праву, но и по экономической специальности в Институте мировой экономики и международных отношений РАН. Можно сказать, что трейдинг — побочный эффект моих исследований.
— Чем вы занимаетесь помимо трейдинга?
— Я диверсифицировался. У меня есть доход с биржи, и я инвестирую в другие проекты. Например, мы с отцом занимаемся исследованием полезных свойств продуктов из морских ежей и морской капусты. Создали ряд продуктов, эхиностронг в частности, и поставляем их в центр олимпийского питания для членов сборной.
Фото: Игорь Генералов