Об этом FO поговорил с бывшим первым замминистра труда и социального развития, первым замминистра экономического развития и торговли, экс-главой Центра стратегических разработок (ЦСР), а ныне – президентом хозяйственного партнерства «Новый экономический рост», ученым-экономистом Михаилом Дмитриевым.
Михаил Эгонович, какое экономическое наследие перейдет будущему президенту России?
Россия из-за кризиса на глобальных рынках и внутренних проблем потеряла 10 лет экономического развития. Среднегодовые темпы роста за последнюю декаду были в районе 1%.
В 1999 и 2010 году, когда экономика довольно быстро стала оправляться от экономических шоков, механизм выхода из кризиса был прост: рост цен на продукцию сырьевого экспорта, рост экспорта и объемов внешней торговли, которые финансировали рост потребления и инвестиций.
Сейчас такой механизм, скорее всего, не сработает, так как «отключились» главные двигатели мировой торговли, порождавшие рост спроса на сырьевые товары. Тогда Китаю было необходимо сырье для наращивания экспорта промышленной продукции в другие страны. Сейчас в КНР главным фактором являются услуги, которые потребляются внутри страны и потребляют меньше первичных ресурсов.
Падает спрос на сырьевые ресурсы и в других странах. На это накладываются структурные сдвиги в мировой энергетике, включая перспективы существенного снижения спроса на моторное топливо. Нефть используется по большей части именно для такого производства. Удешевление стоимости батарей для электротранспорта в скором времени усилит тенденцию к замедлению потребления моторного топлива. Это накладывает жесткие ограничения на дальнейший рост спроса на нефть. Сланцевая нефть в Америке сильно подрезает мировые цены на нефть – не позволяет им подниматься слишком высоко.
Потому внешняя торговля не сможет вывести нас из застоя, как это случалось раньше. Многие говорят, что надо заменить сырьевой экспорт несырьевым. Но проблемы возникают и на рынках готовой продукции, потому что в нулевые годы мировая торговля росла темпами в два раза быстрее мирового ВВП за счет экспорта товаров. С 2008 по 2015 г. доля мировой торговли в мировом ВВП сократилась с 25 до 22%. Торговля услугами тоже росла медленнее ВВП.
Все ниши на мировом рынке довольно плотно заняты, рост медленный. В подобной обстановке пытаться выехать на экспорте в такой большой стране, как Россия, где бизнес не привык утруждать себя поиском внешних рынков для готовой продукции, на мой взгляд, нереалистичная задача.
Экономический подъем в стране уже начался, но темпы роста низкие – 2—2,5% в годовом выражении. Нужно как минимум на 1,5 процентного пункта больше, где-нибудь 3,5—4% в год. Тогда мы сможем продолжить догонять развитые страны.
Для этого нужны новые источники развития. Связаны они с несырьевой экономикой. У России есть очень неплохой потенциал, который до недавнего времени не реализовывался и может быть активизирован в короткое время, поэтому миссия следующего президента небезнадежна и реализуема. Это будет развитие на принципиально новой для России основе обрабатывающей промышленности и услуг, прежде всего на развитии городской экономики.
Китайский путь? Там ведь тоже так сделали?
Нет, не китайский путь, потому что в Китае развивался путь форсированной индустриализации с намного более низких стартовых позиций. Но мы уже давно достигли уровня развития, когда доля промышленности едва ли сильно вырастет. Доля продукции с более высокой добавленной стоимостью будет возрастать. Но основной вклад в экономический рост будет вносить сфера услуг.
А как насчет импортозамещения?
Мы не можем сказать, что российская экономика становится более закрытой от остального мира, хотя формально доля экспорта к ВВП снижается из-за падения цен на основные предметы нашего экспорта и из-за медленного роста физического объема экспорта по сравнению с ростом экономики.
Свидетельством сохраняющейся открытости экономики является динамика импорта. Мы видим, что как только стабилизировался обменный курс и возобновился экономический рост, первым отреагировал именно импорт. Сейчас темпы роста составляют 12—13% в годовом выражении – это намного быстрее, чем рост остальной экономики. Это значит, что российская экономика по-прежнему остается открытой, и на улучшение ситуации она реагирует прежде всего ростом импортных закупок готовой продукции, в первую очередь машин и оборудования. По товарам инвестиционного назначения Россия несамодостаточна, поэтому быстрый рост импорта говорит об оживлении инвестиций.
Есть еще один нюанс – ускорение экономического роста будет связано с меньшей потребностью в импорте потребительских товаров.
Что у нас происходило в нулевые годы? Выросли цены на нефть, снизился курс доллара, то есть покупательная способность рубля стала намного выше, и этим воспользовалось население...
Стали все скупать?
Да, наращивая потребительский импорт. Это особенно повлияло на обеспеченность населения предметами длительного пользования и автомобилями и привело даже к перенасыщению спроса.
Уровень потребления товаров за счет импорта оказался выше среднего для страны с таким уровнем доходов населения. Люди из-за дешевизны покупали больше товаров длительного пользования, чем нужно, но недоинвестировали в жилье. Россия по обеспеченности жильем отстает от стран с нашим уровнем развития. Достаточно сказать, что Китай, в котором 20 лет назад уровень обеспеченности жильем в городах был примерно в полтора раза ниже, чем в России, сейчас имеет этот показатель на треть выше.
Но при этом в Китае пустые новые города – отнюдь не редкость.
Китай переинвестировал в жилье. Но в России по сравнению с доходами населения уровень обеспеченности жильем отстает примерно на четверть от оптимального.
Жилье становится одним из основных направлений роста российской экономики. Оно дешевеет, поскольку мало зависит от импорта и строится в основном из отечественных стройматериалов, собственной рабочей силы, в крайнем случае, трудовых мигрантов из Азии, зарплата которых тоже начисляется в рублях. Для быстрого роста строительства жилья не нужно много импортировать.
Здесь можно купить новый номер журнала Financial One
То, что жилье является важным приоритетом для населения в России, мы увидели в кризис, когда доходы упали больше чем на 10%. Тогда сократились на 20—30% покупки товаров длительного пользования, но темпы ввода жилья побили все рекорды. В 2015 году было введено 85 млн кв. м жилья, больше чем по полквадратного метра жилья на человека. Этот рекорд превзошел показатель 89-го года, когда было построено около 80 млн кв. м. Несмотря на кризис и на высокие ставки по ипотеке, падение ввода жилья в 2016 году составило лишь 6,5%.
Нереализованный спрос велик. Следующий этап развития – снижение процентных ставок, мы сейчас к этому приближаемся. Процесс продолжится следом за инфляцией, которая уже держится устойчиво ниже 4% и продолжает падать. Ставка в 6% по ипотечным кредитам на будущий год уже может быть реальной задачей.
Интересы экономического развития заставляют государство способствовать росту спроса на жилье в крупных городских агломерациях второго эшелона, где важно поддержать положительный баланс трудовых мигрантов и увеличить приток населения.
Но в регионах зарплаты намного ниже московских.
Важно компенсировать это снижением расходов на жилье. Если сфокусировать усилия властей на удешевлении строительства жилья, на росте предложения и развитии сегмента доступного арендного жилья в этих агломерациях, то получим быстрый рост строительства, а это важный источник несырьевого роста, который не связан с импортом.
Это имеет большой эффект для российской экономики, порождая спрос на стройматериалы, товары для дома, оборудование для инфраструктуры и многое другое.
С учетом всех факторов мы оценили, как это может происходить по всей территории страны. Только эти механизмы могут добавить дополнительно почти 1 п.п. ежегодного роста ВВП России в ближайшие 15 лет.
Развитие несырьевой экономики в городах будет возможно только при развитии инфраструктуры. Это и коммунальная инфраструктура, и электросетевое хозяйство, причем современное, на основе умных сетей, о которых заговорили в последнее время.
Прежде всего – развитие наземной транспортной инфраструктуры, которая обеспечивает транспортную связанность городских агломераций, без этого они не будут производительными. Это те сферы, которые в России ни в советское время, ни тем более в постсоветское время не развивались.
Мы по многим показателям индексов конкурентоспособности в последнее время продвинулись вверх, но к автодорогам это не относится. Мы по-прежнему в районе 120-го места в мире, и соседи наши – африканские страны южнее Сахары. Это дикая ситуация. Протяженность скоростных автострад у нас меньше, чем в маленькой Финляндии.
Можно как-то изменить ситуацию? Ведь обычно развитие инфраструктуры в России сопряжено с воровством.
Мы очень тщательно оценили программу дорожного строительства с учетом неоптимального использования инвестиций. 15 лет может быть достаточно для сокращения инфраструктурного разрыва. Все основные города России могут быть связаны высокоскоростными дорогами по образцу немецких автобанов, но только более современных. Это не стоит запредельных денег. Ресурсы можно найти внутри российской экономики.
А есть ли специалисты, которые смогут реализовать эту сеть?
Да, такого рода проекты сейчас реализуются в России, накапливается опыт проектирования и строительства. Мы тесно общаемся со специалистами, и непреодолимых препятствий для быстрого наращивания объемов строительства нет.
15 лет – вполне реальный срок, но значительная часть программы будет реализована раньше. Каждая новая скоростная дорога вносит серьезный вклад в экономический рост.
За счет средств бюджета?
За счет использования новых рыночных механизмов финансирования, позволяющих бюджету избежать авансирования бюджетных средств на эти инвестиции и по-прежнему тратить деньги в основном на текущие цели. Ведь ситуация напряженная – доля налогов, доходов бюджета ВВП сокращается из года в год. Эта тенденция продлится.
Речь идет о наращивании финансирования за счет привлечения средств с рынка либо в виде целевого госдолга, либо частным сектором под госгарантии. Когда инфраструктура заработает и даст толчок экономическому росту, у государства появятся дополнительные доходы и часть из них будет потрачена на погашение долга, взятого частными инвесторами или государством на развитие инфраструктуры.
Кто будет инвестором?
Многие российские компании уже накопили опыт проектов государственно-частного партнерства и хотят расширить участие на этом рынке. Главное – минимизировать риски, которые при этом для экономики, инвесторов и государства могут возникнуть. Если резко нарастить количество проектов, то возникают две проблемы: может возрасти стоимость привлечения денег на рынке, заимствований, и может возрасти стоимость всех товаров и услуг, которые нужны для строительства инфраструктуры.
Нужны ли законодательные изменения?
Это большое количество подзаконного регулирования и методических документов, которое позволит удешевить заимствования, снизить риски и предотвратить инфляцию издержек.
Важны также методы расчета косвенных эффектов – какой вклад каждый проект может внести в экономический рост и в прирост доходов бюджета. От этого зависит, сколько денег бюджет сможет занять для финансирования каждого проекта, не выходя за рамки дополнительных доходов, которые возникают благодаря проекту. Для этого нужно создать четкие правила и обучить экспертов. Работы у власти много, но потенциальный результат интересен.
Мы сталкиваемся с ограничениями, что просто где-то взять 1 п.п. прироста ВВП ежегодно очень сложно – это примерно 50 трлн рублей дополнительных денег за 15 лет. На дороге они просто так не лежат, а программа развития инфраструктуры и жилья позволяет активировать экономический рост именно в таком объеме. И эти направления развития экономики гораздо меньше связаны с импортом, чем экономический рост в предыдущие 15 лет.
Обсуждая такие возможности с экспертами, мы прекрасно понимаем, что значительная часть роста придется на следующий президентский срок. Если же мы говорим о задачах президента, который будет избран в 2024 году, то нужно будет искать способы плавного выхода из жилищного и инфраструктурного бума, чтобы избежать перегрева и последующего резкого торможения экономики. К чему может привести такой перегрев и последующий обвал рынка, показывает пример Испании последнего десятилетия, где за 5 лет инвестиции упали почти на 40%, а ВВП до сих пор остается ниже уровня 2008 г. Чтобы предотвратить такой сценарий, мы уже сейчас прорабатываем адекватные меры с учетом международного опыта.
Правительство одобряет такой подход? Соглашается с тем, что это нужно?
В правительстве быстро растет понимание, как эти механизмы заставить работать на экономический рост. Ведется подготовка планов и документов, которые на это нацелены. Остается ждать, к каким результатам приведут усилия. Для начала могут быть разработаны планы под задачи, которые придется решать следующему президенту в ближайшие 6 лет. В любом случае перспективы весьма интересные и возможности у российской экономики хорошие.
Будет здоровый рост на вполне нормальной конкурентной основе. Формируемая сейчас новая модель роста на несырьевой основе рассчитана на ближайшие 10—15 лет. За это время уровень жизни и экономика смогут сделать большой шаг вперед. Мы до минимума сократим разрыв с развитыми странами. Россия окажется на пороге вступления в клуб развитых стран с высоким уровнем доходов, при этом будет возрастать конкурентоспособность несырьевых секторов. Они будут опираться на здоровый рыночный спрос в условиях растущей конкуренции внутри страны.
Есть много проблем и опасений. Например, состояние банковского сектора.
В России происходит не просто санация, а полномасштабный банковский кризис, который уже обошелся экономике в 6% ВВП с 2014 года. Это самый глубокий банковский кризис за всю историю страны.
Банковский сектор выйдет из кризиса менее криминализованным, действующим в более прозрачном регуляторном поле. Это значит, что риски недобросовестной деятельности финансового сектора на какое-то время снизятся.
Все банки достанутся Центральному банку?
Сохранять гипертрофированную долю банков под контролем государства надолго – крайне опасно, поэтому придется их приватизировать.
Андрей Мовчан в статье для РБК предлагает: давайте разрежем Сбербанк и ВТБ на кусочки и продадим на рынок. Но такие непродуманные действия - это путь к национальной катастрофе. Приватизация банков – дело очень рискованное, поскольку она равнозначна продаже бумажника с деньгами по цене лишь самого бумажника. Если бумажник достанется недобросовестному приобретателю, то деньги попросту украдут. Через это проходило немало стран, в частности Мексика. Я в свое время защищал докторскую диссертацию на тему российского банковского кризиса и изучал эти печальные истории.
Деньги на инвестиции в инфраструктурную программу пойдут от банков?
В значительной мере от банков, но из тех средств, на которые больше никто не может претендовать – только государство и инфраструктура. Поэтому доступность кредитов для частных инвесторов не ухудшится.
Первый этап ускорения экономики может быть профинансирован, невзирая на плохое состояние банковского сектора, поскольку у него достаточно ликвидных средств, которые могут быть направлены на инфраструктурные проекты с государственной гарантией.
Строительство инфраструктуры и жилья будет порождать большое число относительно небольших компаний. Анализ рынка «газелей», то есть быстрорастущих компаний среднего размера, показывает, что 2/3 компаний в России сосредоточены на рынке стройматериалов, земли и недвижимости. Эти рынки будут развиваться быстрее многих других и обеспечат рост средних компаний. Но для них доступность банковского финансирования станет проблемой, потому что все в банковском секторе устроено так, чтобы небольшим и быстрорастущим компаниям получить финансирование было сложно.
Кстати, как рубль будет в этих условиях себя чувствовать? Стоит ли готовиться к девальвации и насколько она может быть сильной в период нового президентского срока?
Я не думаю, что она будет очень сильной при отсутствии шоков на рынке нефти. Весной этого года рубль был переоценен процентов на 10. Эту переоценку, то есть слишком завышенный курс, надо будет уменьшить, чтобы не слишком сокращался торговый профицит. Точно предсказывать масштабы такой девальвации очень трудно, но ее вероятность довольно высокая - конечно, если цены на нефть не продолжат рост. Но такую девальвацию нельзя рассматривать как негативный процесс, поскольку она отражает оживление экономики и связанный с ним рост импорта.
Поскольку ЦБ по-прежнему борется с инфляцией, то будет стараться минимизировать девальвацию, поскольку она может вызвать рост инфляционных ожиданий.
Что ждет многострадальную пенсионную систему в 2018—2024 годах?
Я на протяжении последних четырех лет стараюсь не комментировать текущие события в сфере пенсионной политики, пенсионной реформы, но хочу отметить следующее: тот коридор, в рамках которого по-прежнему идет обсуждение этой темы, постепенно теряет актуальность.
Ожидания общества, его структура и запросы пожилых людей начинают меняться. К сожалению, эксперты пока все это обсуждают, как бы глядя в зеркало заднего вида, и не пытаются предвидеть то, какие требования российское общество начнет предъявлять пенсионной реформе через 15—20 лет.
Но пенсионная система — как огромный океанский корабль. Чтобы развернуть его, нужно очень заблаговременно начинать маневр. Иначе вовремя повернуть не удастся. Эту перспективную повестку, отвечающую меняющимся потребностям российского общества, надо начинать формулировать уже сегодня.
Некоторые эксперты уже начали заниматься новой повесткой для пенсионной системы. Способы обсуждения пенсионной проблематики должны радикально измениться, чтобы нащупать новую траекторию развития.
Государство пытается сейчас активизировать частных инвесторов через народные облигации, чтобы люди перекладывали деньги из депозитов в какие-то другие инструменты. Насколько такой подход эффективен?
Насколько этот подход эффективен, покажет только жизнь. В головы людей очень трудно залезть. Минфин ведь распространяет народные ОФЗ не потому, что ему трудно занимать на рынке. Наоборот, сейчас Минфину выгоднее и дешевле занимать у компаний, а не у населения. Минфин явно пытается приучить население быть инвесторами, причем рассчитывает на более массовый слой людей.
Это необходимо делать не только потому, что надо поощрять людей инвестировать, но и для того, чтобы приучать их формировать ресурсы для удовлетворения своих долгосрочных социальных потребностей, многие из которых невозможно профинансировать без сбережений.
Это прежде всего касается вопросов долгосрочного страхования жизни –защиты от катастрофических рисков – утраты здоровья или жизни, в том числе в результате так называемых катастрофических заболеваний, которые требуют больших расходов на лечение. От такого рода рисков граждане пока защищены очень слабо.
Хотя бы частично защититься от подобных рисков можно при хорошей организации системы долгосрочного страхования жизни с участием государства. В этой системе важно, чтобы накопления не простаивали, а вкладывались в финансовые активы и приносили доход.
Нужно постепенно приучать людей к тому, что застрахованная жизнь человека – это повседневная норма, такая же, как каско на автомобиль.
Напоследок не могу не задать вопрос об экономике криптовалют. Есть точка зрения, что это некая альтернатива централизованным финансовым системам, и обществу сейчас на самом деле нужна децентрализация и полная прозрачность. Согласны ли вы с этим утверждением и в целом – есть ли у криптовалют будущее?
Мы пока не в состоянии оценить потенциал частных денег на базе криптовалют. Большую часть человеческой истории госмонополия на эмиссию денег не существовала. В качестве примера можно взять США 19 века, где большая часть хождения банкнот организовывалась на частной основе.
Банки выпускали банкноты с обращением в виде денежного актива. Значительная часть этих банкнот имела обращение только в границах штата. За его пределами люди не доверяли банкнотам банка другого штата. Эта система может сейчас вызывать насмешку, но она не помешала тогда Соединенным Штатам быть одной из самых быстрорастущих экономик мира.
Сказать, что эта система блокировала развитие, нельзя. Многие исследования говорят, что местные банки с частными деньгами хорошо чувствовали потребности местных инвесторов. Предпринимательский дух отличал экономику США уже тогда и был одним из главных источников ее развития.
Понятно, что риски тоже колоссальные, так как распределенная эмиссия денег не позволяет регулировать денежное предложение денег с учетом особенностей экономического цикла и создает дополнительные проблемы для предотвращения отмывания денег и незаконного денежного оборота. Все эти проблемы в США 19 века были актуальны.
При увеличении роли криптовалют мы можем столкнуться с большим числом такого рода проблем, порождаемых частными деньгами и слабым регулированием. Но я повторяю, что у них есть свои преимущества, которые не позволяют просто взять и отмести этот инструмент как зловредную инновацию. Главное из этих преимуществ состоит в том, что системы, основанные на блокчейне, способны поддерживать надежную систему рыночных контрактов и взаиморасчетов по ним напрямую между участниками сделок, без финансовых посредников в виде банков и других финансовых институтов. Это поможет удешевить ведение бизнеса, особенно для малых и средних компаний, и понизит монополизацию рынков. Но власти часто покушаются на такого рода нововведения, потому что не понимают их и боятся потерять контроль над ситуацией. Приведу поучительный пример из российской истории.
Минфин начал дискуссию на эту тему, обсуждая в том числе предложения о полном запрете криптовалют. Во второй четверти 19 века Министерство финансов примерно так же относилось к развитию железнодорожного транспорта и промышленности. По поручению Николая I министр финансов Егор Францевич Канкрин занимался ограничением инвестиций для железных дорог и запрещал промышленные выставки, чтобы не плодить опасные инновации. Это продолжалось 25 лет, поэтому вплоть до конца 40-х годов в России была единственная железная дорога между Царским Селом и Санкт-Петербургом протяженностью около 30 км. Только поражение в Крымской войне заставило снять запреты на развитие промышленности и железных дорог.
Австро-Венгрия времен Франца-Иосифа тоже препятствовала развитию железных дорог и по этой же причине сильно отстала от своих европейских соседей.
История с криптовалютами - из той же серии. Легко заклеймить радикальную инновацию и увидеть в ней зло, но отказ от нее чреват сильным отставанием от других стран. Такого рода уроки неплохо было бы учитывать ревнителям, которые пытаются во что бы то ни стало сохранить привычный им ход вещей.
Беседовал Иван Шлыгин
Фотографировала Ника Морозова
БИОГРАФИЯ
Михаил Эгонович Дмитриев
Родился 24 февраля 1961 года в Ленинграде. В 1983 году окончил Ленинградский финансово-экономический институт им. Вознесенского (сейчас — Санкт-Петербургский университет экономики и финансов) по специальности «экономическая кибернетика».
Доктор экономических наук (1997). Специализация: макроэкономический анализ, моделирование и прогнозирование, федеральная экономическая и социальная политика, пенсионная система.
В 1980-х годах входил в круг ленинградских экономистов-реформаторов, неформальным лидером которых был Анатолий Чубайс. Участвовал в работе клуба «Синтез» при Ленинградском дворце молодежи, в который входили молодые экономисты и обществоведы: Михаил Маневич, Борис Львин, Андрей Илларионов, Андрей Прокофьев, Алексей Миллер, Дмитрий Васильев, Дмитрий Травин, Андрей Ланьков и др.
1983—1997 гг. — занимал руководящие должности в органах управления и экспертных организациях.
1997—1998 гг. — первый заместитель министра труда и социального развития России.
1998—2000 гг. — член научного совета Московского центра Карнеги.
2000—2004 гг. — первый заместитель министра экономического развития и торговли России.
2004 —2013 гг. — научный руководитель, а затем президент фонда «Центр стратегических разработок».
2014 — н.в. — президент хозяйственного партнерства «Новый экономический рост».
Член ряда коллегий и советов при госведомствах, общественных организациях и институтах. Председатель Экспертного совета при Совете по инвестированию пенсионных накоплений при президенте РФ.
Женат. Имеет дочь.