Чтобы понять, как Европейский союз дошел до Brexit, имеет смысл провести документальную реконструкцию поведения главных действующих лиц накануне падения другого крупного исторического образования – например, Советского Союза.
«Дракула» по-советски» тоже имеет свое прочтение. С одной, но существеннейшей, разницей: в 1991 году России удалось избежать массового кровопролития. Не случилось гражданской войны. Никто из главных действующих лиц этой драмы физически не пострадал: советскую империю отменили келейно и даже весело.
Но совпадений, тем не менее, немало.
Роль личностей (во множественном числе) в российской истории часто, если не всегда, предопределяет исход ее ключевых событий. Вспомним: Николай Романов на следующий день после своего отречения «читал много о Юлии Цезаре», зафиксировав в дневнике, что кругом предательство и обман («…и ты, Брут!»).
Что читал Михаил Горбачев 8 декабря 1991 года, в день, когда в Беловежской пуще был вынесен приговор Советскому Союзу, и 25 декабря – в день своего отречения, – неизвестно. Но судя по поздним суждениям, первый и последний президент СССР испытывал те же чувства, что и отрешенный император: кругом предательство и обман.
Вот, что Горбачев пишет в своей книге «После Кремля»: «На утро 27 декабря (1991 года – Н.К.) было назначено мое интервью японским журналистам. Я решил последний раз провести его в кремлевском кабинете… При подъезде к Кремлю мне по телефону в автомобиль сообщили: «В вашем кабинете с утра сидят Ельцин, Полторанин, Бурбулис, Хасбулатов. Распили бутылку. Гуляют»… Ельцину не терпелось оказаться в президентском кабинете, который посвященные в кремлевские дела называли «высотой»… Устроили победный междусобойчик под виски — те, кто два года спустя стрелял друг в друга при разгроме парламента!..»
Никаких «восходов и закатов». Перо Михаила Сергеевича по темпераменту дает сто очков вперед сдержанному стилю Николая Александровича: для Горбачева, в отличие от Романова, происшедшее вряд ли было неожиданностью. Но и здесь их объединяет одно общее: дистанцированность от реальности. Горбачев в критические моменты предпочитал находиться «над схваткой» и развивать (в итоге – малоэффективную) публичную активность. Романов же оставался и вовсе «без схватки» во всех ее проявлениях. Ни та, ни другая позиция политических дивидендов не принесла: предательство и обман – в разных формах и при разных обстоятельствах – были их логичным следствием.
Чтобы убедиться в этом, посмотрим, как воспринимали Михаила Горбачева его «министры», главы республик «большой тройки» – России, Белоруссии и Украины, «сдавшие» советскую империю в Беловежской пуще. Начнем с хозяина резиденции в Вискулях, в то время – главы Верховного Совета Белоруссии, Станислава Шушкевича.
Шушкевич: «Я увидел по телевизору его пресс-конференцию. Горбачев свободно, без бумажки отвечал на вопросы наших и зарубежных корреспондентов. Ну, наконец-то, подумал я, разумный человек попал в высшие руководители страны! И я, профессор физики, купил его портрет и повесил у себя в кабинете (в Белорусском госуниверситете им. В. И. Ленина – прим. FO). В мае 1986 года я этот портрет снял, порвал и выбросил в мусорный ящик. Горбачев по телевидению рассуждал, что Чернобыль — несерьезное явление… Но совсем против Горбачева я настроился, когда вице-президентом стал Геннадий Янаев… Потом, когда я стал председателем Верховного Совета БССР, не раз встречался с Горбачевым на Госсовете. Помню, как в сентябре 1991 года у меня было почти состояние шока. Я был поражен, как первый руководитель страны мог так беспричинно ругаться в своем кремлевском кабинете и обращаться ко всем на «ты». Еще меня буквально трясло, когда на Съезде народных депутатов он заявил, что не имеет никакого отношения к жестокому разгону демонстрации в Тбилиси, что не знал и о событиях в Вильнюсе» …
Другой участник G-3 в Вискулях – экс-президент Украины Леонид Кравчук.
Кравчук : «Надо признать, проблему Михаил Сергеевич схватывал быстро. Я бы сказал так: Горбачев — это лидер на короткую дистанцию. Перестраиваться, конечно же, надо было, и он взялся за коренной вопрос — научно-технический прогресс. Но потом… Говорит, призывает, увидел, что дело застопорилось — и тут же принимает другое решение: проводит пленум по кадрам. Снова не пошло… И так постоянно: хватался за новое, не доводя уже начатое дело до конца. Мне кажется, он вообще жил в другом измерении. Например, первая книга, которую выпустил Михаил Сергеевич, называлась «Перестройка и новое мышление для нашей страны и для всего мира». Вроде бы он уже человек мира, вождь мирового масштаба!.. А что у него под ногами, он уже не замечал. Позднее у нас было немало откровенных бесед, и я ему говорил, что люди устали от болтовни…»
Наконец, Борис Ельцин. Вот выдержки из его книги «Исповедь на заданную тему», вышедшей в 1990 году.
Ельцин: «Наш Верховный Совет не сталинско-брежневский… Он — горбачевский. Полностью отражающий непоследовательность, боязливость, любовь к полумерам и полурешениям нашего Председателя… Главная беда Горбачева, что он не имел и не имеет глубоко теоретически и стратегически продуманных планов. Есть только лозунги… Удивительно, но с апреля 1985 года, когда была провозглашена перестройка, прошло больше четырех лет. Почему-то всюду этот период целых четыре года называют началом, первым этапом, первыми шагами и т.д. На самом деле это много, в США — это президентский срок… У нас же ситуация за эти годы обострилась до такого состояния, что сегодня мы уже боимся за завтрашний день. Особенно катастрофично положение с экономикой… Боязнь делать решительные и крайне необходимые шаги — проявилась здесь в полной мере… Горбачев все больше любовался собой, своей речью — округло говорить он любит и умеет, было видно, что власть его захватывает, он теряет чувство реальности…»
Удивительно, насколько (едва ли не дословно!) совпадают мнения «большой тройки» о президенте СССР. Знал ли о таких настроениях сам Горбачев? Вне всякого сомнения. Но фактора этого не воспринимал. Как, впрочем, не ценил он и мнения тех, кто потенциально мог бы стать его союзниками в наметившемся противостоянии с республиками.
Вспоминает министр обороны СССР (30 мая 1987 – 29 августа 1991 года) маршал Дмитрий Язов: «Чтобы сохранить прежнюю армию, надо было сохранить Советский Союз… Горбачев: «Почему?» Отвечаю: «Следуя логике, каждый суверенный руководитель сначала захочет иметь свой почетный караул, потом личную гвардию, потом собственную армию, а потом и ядерное оружие потребуют разделить...» Он в ответ матом: дескать, ничего ты не понимаешь!.. Всегда на «ты», причем без разбора. А когда меня поддержали Крючков и Пуго, Горбачев сказал, что все мы ничего не понимаем, и с этого самого момента нас вообще перестали приглашать в Кремль. Всех силовиков без исключения!».
Дальше – по известной схеме: предательство и обман. Хотя в ситуации лета и осени 1991 года не всегда просто разобраться, кто кого и в какой момент предал и обманул. Ясно лишь, что пострадала великая держава, окончательно исчезнувшая с карты мира.
«Уезжая 3 августа на отдых в Форос, Горбачев собрал правительство и строго-настрого предупредил, что нужно отслеживать ситуацию и, если что, вводить чрезвычайное положение. Данный эпизод описан в книге Валентина Павлова. Со своей стороны тоже готов подтвердить: все было именно так. Поэтому в Форос мы к Горбачеву отправились со спокойной душой. Приехали, а он заартачился...», – вспоминает Дмитрий Язов.
Кто первым произнес аббревиатуру «ГКЧП»? По словам Язова, «Крючков, а Павлов и Янаев поддержали… Вот только от имени государства…никто не выступил... Оказывается, после того как мы с Крючковым ушли, они там остались и хорошо «врезали». К утру уже были никакие. По сути дела Павлов и Янаев пропили Советский Союз. Так выходит...»
Не совсем так. «Пропивали» советскую империю еще, по крайней мере, дважды. Последний раз – в Кремле (воспоминания М.С.Горбачева приведены выше), а до этого – в Беловежской пуще.
СССР: геополитическая нереальность
Советский Союз, выстоявший в долгом противостоянии с западными державами в холодной войне, перестал быть «геополитической реальностью» в течение полутора часов, под бокал шампанского. Ведали ли участники беловежской тройки, что творят? Леонид Кравчук (постфактум) называет все своими именами: «Я изучал историю и знаю, что это был первый в мирегосударственный переворот такого масштаба, который удалось осуществить мирно — без конфронтации и крови!»
Кравчук: «Ассистировала нам команда помощников Ельцина, которые сопровождали его во время официального визита в Минск. Там были и Сергей Шахрай, и Андрей Козырев — в общем, человек сто. Мы что-то писали в зале заседаний, они редактировали, возвращали нам, потом уже мы вносили правку и так далее. А руководил этой челночной работой Геннадий Бурбулис (госсекретарь РСФР – прим. FO). Через некоторое время Ельцин говорит: «Что-то не идет… Давайте, когда напишем первый параграф, выпьем по полбокала шампанского». И действительно, когда написали — а параграф был тяжелый! — выпили по полбокала... Первую строчку написал я. А вот формулировку о том, что «Союз ССР как субъект международного права и геополитическая реальность прекращает свое существование», предложил Бурбулис. Промучились мы над ней часа полтора. Но когда были написаны слова «перестает существовать»… Это чувство не передать! Вот говорят — «историческое событие»! История, значит… А когда ты сам участник этих событий?.. Думаете, так просто было написать эти слова?»
Парадокс в том, что ликвидировать СССР республиканские лидеры вроде и не планировали. Историческое решение родилось в ходе обсуждения хозяйственного вопроса о подготовке к зиме.
Шушкевич: «Изначально цель была совсем другая. Предстояла очень тяжелая зима…Я понимал, что если мы будем закручивать рыночные гайки, то замерзнем. У нас нет денег, нет авторитета, нет возможности получить кредит и нет возможности что-то купить у России за деньги, так как они стремительно обесцениваются. Поэтому мы хотели попросить чуть-чуть притормозить рынок и попросить Ельцина помочь нам с нефтью и газом… Мы даже не говорили, какие вопросы будем обсуждать. Но главный вопрос был — как начинать зиму.
Как встреча «крепких хозяйственников» в течение суток переросла в судьбоносный саммит G3, к участию в котором были привлечены президенты СССР и США?
Рассказ продолжает Станислав Шушкевич: «Уже в Пуще мы начали думать, как же нам быть. Получается, что надо обращаться к Горбачеву, чтобы он как президент СССР поспособствовал поставке углеводородов из одного субъекта СССР в другой. И тогда выходит Геннадий Бурбулис. Хотя я философов и общественников никогда не любил, к нему относился всегда положительно. В общем, он произносит фразу, после которой мы до сих пор остаемся закадычными друзьями: «А не согласитесь ли вы расписаться под такой фразой: «СССР как субъект международного права и геополитическая реальность прекращает свое существование». Я сразу смекнул. Во всех отношениях хорошо! Хватит нам попечительства. И ответил: «Я подпишу». Затем встал Ельцин и произнес очень длинную не заученную речь с этими его «понимаешь». Мол, хорошо, пусть это будет главной фразой, но надо на эту кость надеть мясо. Чтобы ни сучка ни задоринки. Чтобы показать, что мы ни на кого не нападаем».
Станислав Шушкевич был вознагражден: именно ему поручили сделать исторический звонок Михаилу Горбачеву. Диалог вышел примечательный.
Шушкевич: «… Наконец дозваниваюсь и говорю: уважаемый Михаил Сергеевич, мы здесь подписываем такое-то заявление. Мне поручено вас информировать об этом. Он отвечает таким нагло-поучительным тоном: «М-да! А вы задумались над тем, что об этом подумает международная общественность?» Я говорю, что вот сейчас Борис Николаевич беседует с Бушем, так тот приветствует наш шаг. В трубке наступает мертвая тишина. Я сказал: «Спасибо, я довел до вашего сведения». Ответом было очень долгое молчание Горбачева. Я положил трубку. Никакого благого мата с того конца не было. Более того, Михаил Сергеевич впервые обратился ко мне на «вы». Профессор Шушкевич был отмщен.
Некоторое смущение вызывал у участников формат встречи: мол, выглядит, как сговор славянских республик. Ельцин дозвонился до Нурсултана Назарбаева прямо в самолет, на котором тот летел в Москву. На предложение приехать в Вискули он вроде бы ответил согласием. Потом связь исчезла. Чуть позже Назарбаев сделал заявление, что никогда бы не подписал такое соглашение. Версия Шушкевича: Назарбаев прилетел в Москву, и Горбачев якобы пообещал ему должность председателя ВС СССР. Логичный вопрос: нужно ли это было мудрейшему Назарбаеву, сохранившему (и сохраняющему по сей день) политическое реноме и свою страну?
Впрочем, как рассудили участники G3, остальные республики им в тот момент были не нужны. СССР в 1922 году утвердили четыре субъекта — РСФСР, УССР, БССР и Закавказская Федерация. Последняя перестала существовать и правопреемника не имела. Значит, фактически учредители СССР в Вискулях были представлены в полном составе.
7 декабря 1991 года. Вспоминает Леонид Кравчук: «Ельцин сразу же поздравил меня с избранием на пост президента Украины… и сел напротив. Ужин продолжился. Пили «Беловежскую» — очень хорошая водка. Сало у белорусов тоже неплохое. Потом пошли погулять… Шушкевич предложил сходить в сауну. Я согласился, а Ельцин сослался на усталость и ушел со своей командой отдыхать. Мы же попарились и тоже разошлись... Хотя наутро Ельцин после подведения итогов в Минске и ужина в Вискулях был, конечно же, хорош. Не то чтобы пьяный, а веселый такой…»
Впрочем, за ночь участники встречи хорошо поразмыслили над происходящим.
Геннадий Бурбулис: «Мы убедились, что Леонид Кравчук исключает какие-либо возможности вернуться к идее нового договора, что Украина безвозвратно уходит в новое плавание. Кравчук даже так говорил: «Я не знаю, где Кремль. Я не знаю, кто такой Горбачев". И тогда мы стали думать: что же в этой ситуации делать? Можно ли разъехаться, не предприняв никаких действий?.. В каком правовом пространстве мы будем находиться? Советского Союза де-факто нет… Тогда родилась формула Содружества Независимых Государств».
Геннадий Бурбулис проясняет и суть стихийно сложившейся процедуры общения с президентами СССР и США: «Сначала позвонили маршалу Шапошникову. Он был министром обороны. Маршал сказал, что решение сложное, но он его понимает. А затем позвонили Бушу. Андрей Козырев переводил, а Борис Николаевич разговаривал. Это было важно, потому что мыпонимали, что Горбачев уже ни на что не влияет и ничем не управляет. И как бы Михаил Сергеевич не обижался, что ему позвонили после Буша, но содержательно, по масштабу того, что произошло, эта очередность звонков была уместна, правильна и своевременна. Во время звонка Буш спросил: «Что с Горбачевым?» Борис Николаевич сказал, что с Михаилом Сергеевичем все в порядке».
Позже, отвечая на вопрос, говорил ли Ельцин после подписания соглашений, что «пора поскорее убираться отсюда», Леонид Кравчук душой кривить не стал: «Было что-то подобное… Тогда еще говорили, мол, чтобы нас уничтожить, хватит одного батальона».
Это было 8 декабря 1991 года. 25 декабря Горбачев объявил, что с тревогой относится к этому выбору и перестает исполнять свои полномочия. Над Кремлем был спущен флаг СССР и поднят флаг России.
Империя мстит
В октябре 1993 года уже Борису Ельцину, получившему Россию в правопреемство от СССР, пришлось испытать «обман и предательство». Уроков истории Борис Николаевич, видимо, не усвоил: в начале пути он был в схватке, потом – над схваткой, а затем и вовсе отстранился от нее…
… На очереди Европейская империя? Британская роза (вспомним упомянутую речь короля Нидерландов Виллема-Александра) все-таки выпала из букета. Обстоятельства разные, причины краха, увы, совпадают. Премьер-министр Дэвид Кэмерон, как в свое время Михаил Горбачев, оказался слишком самоуверенным. Запустив референдум о членстве Великобритании в Евросоюзе, он явно блефовал, поставив на беспроигрышный торг с ЕС. Но в итоге столкнулся с угрозой распада своей страны. Ангела Меркель блеф с Альбиона вполне допускала и, не просчитав последствий, предпочла остаться над схваткой. Европейский букет теперь рискует потерять и другие цветы.
Но об этом – в заключительной части нашего повествования.