Интервью / Financial One

«Чтобы стать управляющим, надо перестать думать об абсолютных суммах, существовать должны только проценты»

«Чтобы стать управляющим, надо перестать думать об абсолютных суммах, существовать должны только проценты»
11118
Александр Горчаков, разработчик торговых роботов и управляющий активами ИК «ФОРУМ», — человек многоопытный и разносторонний. Окончил технический факультет Высшей школы КГБ СССР по специальности «инженер-математик», кандидат физико-математических наук, работал в ФАПСИ, а в 1990 году стал лауреатом Государственной премии СССР! 

С таким послужным списком было бы грех в рамках интервью ограничиваться лишь темами инвестиций и алготрейдинга, поэтому мы решили проследовать за Александром от самых истоков. Итак…  

Детство, отрочество, юность... Кто вас направил на математическую стезю?

Режиссер Ролан Быков… Почему он? Так получилось, что Ролан Антонович был соседом моего отца по квартире на Зацепе. Был период, когда он развелся с женой и еще не женился на Елене Санаевой. Быков часто ездил по своим старым друзьям, в частности, заезжал и к нам в гости. И я «по блату» проходил кастинг на фильм «Внимание, черепаха» – на главную роль, между прочим. Кстати, если сейчас посмотреть на мальчика, который ее сыграл, то он очень похож на меня. То есть у Быкова, по его творческой задумке, в голове наверняка был именно такой типаж. 

Читайте: Что нужно сделать в конкурсе от fomag.ru и FREEDOM Finance по акциям Boeing

Пробы я провалил напрочь – в силу своей зажатости и неумения расплакаться в нужный момент и в нужный момент развеселиться. И Быков, посмотрев на все это безобразие, обратился к отцу: мол, а чем сын-то увлекается? Отец сказал, что книжки по истории любит читать и математика хорошо у него идет. На что Ролан Антонович пророчески заметил: «Пусть этим и занимается».

Почему история и математика?

История – мое хобби. Я начал очень рано читать, сначала исторические романы по истории ранней Руси. От художественной исторической литературы перешел к профессиональной уже лет в 10—12. Хотя, конечно, к Карамзину я пришел лет в четырнадцать. То есть это было уже не то увлечение, что у семилетнего мальчишки. Математика же просто легко давалась. Я мог два варианта контрольных решить за один урок и еще помочь соседу. Так – легко!  

Два предмета я нормально и знал – больше не знал ничего. В старших классах передо мной встал выбор – куда поступать. Окончательно определился лет в 14: решил поступать в вуз и перешел во Вторую физмат-школу, в 7-й класс. Дальше так получилось, что поступил в специфическое заведение.

А в «специфическое заведение» брали сразу после школы?

Сразу. Я поступил на технический факультет Высшей школы КГБ. Отдел кадров привлекал старшеклассников для набора, и мне предложили пройти кадровую проверку. Набор шел в начале 10-го класса. Необходимые условия: отсутствие троек по математике и физике в четвертях за 9-й класс плюс не очень хороший пункт, но он присутствовал, – родители должны были быть одной из трех «основных» национальностей (в Советском Союзе их три: русские, белорусы и украинцы). Ну и прописка в Москве или Московской области. Вот четыре пункта… 

Но были и «плюшки»: когда я поступал, стипендия на первом курсе была 70 рублей, на втором – 80, с третьего – 90 рублей вне зависимости от успеваемости.

Неплохо.

И по окончании давали звание лейтенанта. Когда я поступал, нам говорили про 220 рублей вместе со званием. Когда выпускался, стало уже 270. Я учился с 1979-го по 1984-й. Специализацию мы брали под задачи технического управления Комитета государственной безопасности, и я выбрал защиту особых линий связи во всех ее проявлениях. Нас готовили к одной стороне вопроса – к криптографической защите. В чистом виде это криптография.

К слову, сам технический факультет сравнительно молодой. Он появился при Хрущеве: к нам перебежали двое американцев из АНБ, рассказали, как устроена эта служба. И наши, естественно, стали ее копировать.

АГ2.jpg

Вы занимались шифрованием потоков информации?

Шифрование – это не совсем криптография. Криптография – это, скорее, разработка для шифрования и вскрытие.

На чем тренировались?

Мы открывали простые шифры замены, например, шифр «Цезарь», когда буквы заменялись на некие символы; множественные шифры замены, когда одна буква заменяется на 2—3 символа пропорционально частоте встречаемости. Такие игры типа кроссвордов… 

Современная криптография – дело, конечно, очень сложное.  Несмотря на то, что я покинул службу уже почти 18 лет назад, некоторые секреты еще надо сохранять... Конечно, в школе самые сложные задачи нам не давали. Более того, там был принцип: на первый курс набирали, скажем так, процентов на 20 больше слушателей. Именно слушателей, хотя мы и ходили с нашивкой «К», как курсанты. За первые два курса эти 20% отсеивались, чтобы не допустить их до 3-го курса, когда начинаются спецдисциплины, связанные с секретностью. У нас на экзаменах по математике на 1-м курсе на 30 человек приходилось по 9—10 двоек. Такая жесткая система отбора была. Зато после 3-го курса старались никого не выгонять, поскольку там уже было все серьезно – тетрадки выдавали в спецбиблиотеке, и мы их сдавали после занятий. 

А перебежчики среди ваших коллег и приятелей по курсу были?

Перебежчики были только в том смысле, что люди просто не выдерживали. Некоторые уходили из школы, поняв, что это не их дело. У нас с курса один парень стал зубным врачом, причем неплохим. Его услугами полгруппы теперь пользуется. А так, чтобы сбежать за рубеж... Вообще из выпускников технического факультета такого случая не было ни разу. 

То, что происходило в стране, начиная с 1985 года, наложило отпечаток на вашу «отрасль»?

Конечно. Был очень тяжелый период разрухи и шатания. Во-первых, это никакой не секрет, в КГБ тоже были разные мнения относительно всего происходящего. Кроме того, рядовой состав Комитета, скажем так, кроме высоких зарплат, не обладал никакими льготами: попасть в хороший дом отдыха в сезон было нереально, очереди на квартиру – по 20 лет, машину – по 10, т. е. ни о каких привилегиях и речи не было. 

Местная привилегия – это то, что у нас на группу из четырех человек профессиональные IBM появились где-то году в 88-м. Тогда в Союзе это было в диковинку. 

И когда в стране начался тотальный дефицит, возник другой вопрос: зарплаты, которые были высокими в советские времена, по меркам новых кооперативных заработков и цен стали достаточно скромными. Сложности возникли уже в чисто бытовом плане. Поэтому в массе своей рядовые сотрудники не были в тот момент готовы защищать власть и, более того, хотели смены происходящего. Была иллюзия, что мы должны жить как наши визави из АНБ в Америке… 

Если говорить о перестройке, то настроение было плохое. Доходило до смешного. Если в продуктовых заказах, которые нам давали пару раз в год, в 1985—86 годах в дефиците были икра, колбаса и т. д., то заказы в 90-м стали ежемесячными, но в них давали морковь, картошку, капусту. При этом каждый отдел должен был выделять по графику людей на погрузку этих заказов. Другого варианта не было. По кооперативным ценам в киосках тебе зарплаты не хватало и на две недели, а в магазинах ничего нет. И получается, что семью прокормить нечем и не на что. 

Горчаков 9.JPG

Вы успели еще до распада Советского Союза удостоиться Государственной премии…

Только если без подробностей. Я вообще что-то хотел сделать, создать, совершить какое-то открытие – еще когда учился. Все время было такое желание. В Комитете открывалась такая возможность. 

Для этого надо было пройти по должностной научной лестнице: младший сотрудник, сотрудник, старший сотрудник, старший научный сотрудник, научный консультант отдела, научный консультант управления и т. д. Последняя должность подразумевала организацию прикладных исследований. У меня было желание пойти по этой стезе, но для этого надо было что-то открыть. Я отказался от аспирантуры. Мне не захотелось становиться ученым-теоретиком, преподавателем кафедры. 

Так получилось, что на курсе я был среди нашего потока криптологов лучшим. Вот мне и предложили аспирантуру, но я решил пойти в практическое подразделение – к прикладным задачам у меня душа лежала. Но все равно попал в теоретический отдел — экспертный. Грубо говоря, к нам попадали материалы других подразделений, а мы должны были что-то туда привнести, посмотреть, оценить и т. д. 

Вот в процессе одного из таких анализов в 1986 году получился результат... Вообще о нем написал мой коллега. Есть такая книжка Михаила Масленникова «Криптография и свобода». Она в интернете лежит. Это человек, с которым я работал в одном отделе, он на пять лет старше меня и прошел ровно тот же путь. Он как раз описывает ситуацию, что пришел молодой парень (это я), нашел «статаналог» и, выражаясь его языком, снизил оценку стойкости.

Что такое оценка стойкости? Это трудоемкость вскрытия шифрования. Проще говоря, нам удалось существенно снизить затраты на вскрытие шифра нашего вероятного противника. Оказалось, что это достойно Государственной премии… 

Началась перестройка, гласность, и по вопросу о Госпремии было устроено голосование сотрудников. Я же получал ее не один, а в составе творческого коллектива. Там уважаемые люди, даже член-корреспондент Академии наук. Из 16 кандидатов выбирались 8, скажем так, на партийно-научном активе управления. Я, по-моему, пятое место получил. В Кремле открыто нам по понятным причинам не могли вручить награды – сделали это закрыто. Государственную премию я получал в Академии наук, в кабинете Марчука, председателя комиссии по Государственным премиям Совета Министров СССР.

Вообще в советские годы по отношению к нам секретность доходила до абсурда. Расскажу одну историю. Выпустили, перевели иностранную книжку по криптографии. С профессиональной точки зрения она тривиальная совершенно, но наши доблестные люди из соответствующего отдела поставили этой книжке гриф «для служебного пользования» и положили ее в секретные библиотеки при одновременном изъятии всего тиража то ли из издательства «Наука и жизнь», то ли из «Мира». Она должна была пойти в магазины, продаваться открыто, а ей поставили штамп ДСП. 

Знаете, какое было объяснение? Это просто маразм, конечно, советский: ее будут покупать кадровые криптографы, и всех их вычислит ЦРУ.

На что потратили?

Мне повезло. В марте 91-го мне перечислили на книжку полагающиеся 1250 рублей, а у отца появилась оказия за 5 тысяч рублей купить видеомагнитофон «Шарп». Скинулись, добавили и все спустили на этот дефицит. 

Как встретили 1991 год? 

Аспирантом. В 1988 году я все-таки поступил в заочную, а в 90-м, как раз после голосования по премии, мне предложили уйти в очную аспирантуру. Свободного времени полно: знай себе пиши диссертацию. 

Но свободолюбивые настроения в августе привели к Белому дому. Перемен хотелось. Хотелось рыночной экономики, хотя в меньшей степени я был каким-то демократом. Никогда! Демократ – не демократ, мне все равно было. Я даже не знал, где находится Белый дом. 

Соответственно, проснулись мы с женой 19 августа где-то часов в 8 утра и включили телевизор. Никакого «Лебединого озера» еще не было. Собрались, поехали – она в институт, я за покупками в «Детский мир», занять там сразу несколько очередей. И вот я стою, и какая-то женщина громко говорит: «Вы слышали, Горбачева сняли!» Я в ответ: «Женщина, что вы панику наводите. Если бы Горбачева сняли, здесь, на Лубянке, стояли бы танки...» 

Женщину успокоил, очередь замолчала. Потом встречаемся с женой в метро на «Дзержинской» – тогда она еще так называлась, – и она: «Саша, что-то началось в стране». Я ей: «Слушай, я только что одну дуру отругал, а теперь ты мне такое же говоришь». 

Мобильной связи не было, звоню по телефону-автомату маме. Она дома сидит, пенсионерка, и все слушает. Реакция у человека сталинских времен: «Саша, я тебе ничего говорить не буду. Приезжай домой, включай телевизор и все сам узнаешь». Тут я понял, что в стране действительно происходит что-то не то. Направился по центру Москвы выяснять ситуацию. 

Подошел к Манежной, а навстречу какая-то группа – пойдемте к Белому дому. Защищать. Так я и пошел защищать.

Все пошли, и я пошел...

Да, все пошли, и я пошел. Часам к четырем попал к Белому дому. Танки стоят по периметру… Потом было еще две ночи. А утром 21 августа поехал домой отдохнуть: принял стакан и понял, что еще одну ночь я просто не смогу отсидеть... 

Как вы попали в Федеральное агентство правительственной связи и информации?

Очень просто. Я же уходил в целевую аспирантуру, то есть должен был вернуться туда, откуда ушел. Подготовил диссертацию. Специально задержал со сдачей, иначе бы раньше отчислили из очников. Я пришел после двух лет заочной аспирантуры и должен был доучиваться два года. 

К тому же деньги...

Нет, деньги — тут разницы никакой: что ты работаешь в отделе, что там. Ничего не теряешь, а время свободное потерять можешь, поэтому я и тянул до октября 1992-го, а защитился в 1993-м. 

Неужели хватало зарплаты аспиранта?

Если в доллары перевести, моя зарплата составляла $70. Прожить в принципе было можно. Напиться стоило $2, как сейчас помню… Накопления еще были – какие-то доперестроечные запасы. Вот, к примеру, в 1991 году по талонам продавали дефицитные товары: сахар, водку и сигареты. Сахар быстро расходился, а водку я всю отдавал отцу. Он дачу строил в этот момент, а огненная вода была драгоценным и бартером, и гонораром. 

А вы тем временем?

Я ушел из КГБ старшим научным сотрудником. Это самая высокая неруководящая должность. Кстати, получил я ее до самой Государственной премии, но за тот же результат. Народ еще смеялся: «Если ты в 26 лет стал старшим научным сотрудником, кем же ты будешь в 36?!»

Зарабатывать было негде. Конечно, вопрос отъезда из страны рассматривался, но, сами понимаете, из моей структуры легально это было сделать невозможно, и это сразу поставило крест на всех подобных мыслях. А попытки заработать были. Естественно, первым делом мы с моими ровесниками в отделе организовали фирму по защите информации модемных систем связи. Тогда интернета не было, но модемы уже были. 

В паре банков мы установили эту систему и попытались даже продавать ее за рубеж. У меня был выход на Страсбург, на одну македонскую фирму, на немецкую. И они готовы были купить наши продукты. Проблема возникла в том, что, когда мы туда послали бета-версии, их не устроил интерфейс. А запрограммировать его в хорошем виде у нас не получалось.

Но вы сколько-то заказов выполнили, правильно? И какие были суммы?

Вы знаете, я финансовой стороной не занимался, с иностранцами же у нас не сложилось, поэтому могу сказать, сколько я получил. А получил я ровно столько, чтобы оплатить двухгодичную учебу в институте повышения квалификации при Финансовой академии. 

В ФАПСИ вы до какого времени работали?

До марта 1998 года, хотя приказ о моем увольнении датирован 26 декабря 1997 года: там процесс увольнения занимал еще некоторое время. 

Вообще в ФАПСИ в тот период было много проблем. Старые задачи остались, а зарплаты были низкие. Как решать проблему, никто не знал. Хотя в 1992—95 годах, до закона о статусе военнослужащих, люди открыто организовывали фирмы – почему я так спокойно вам рассказал о нашем предприятии. 

Закон, вступивший в силу в декабре 1994 года, это запретил. Но и у нас к моменту его принятия уже фирмы не было. Разрешалась только преподавательская деятельность. Потом, правда, удалось организовать Академию криптографии с участием уважаемых людей, которые из военных уже уволились, и в рамках нее проводить работы, за которые людям доплачивали определенные деньги. Это уже 1994—95 годы, не раньше. А в 1992—93-м?.. Я честно скажу. Мне пришлось подрабатывать на товарной станции приемщиком грузов. 

В школе у нас была преферансная компания – четыре человека. Один парень стал бизнесменом. И в 1992—94 годах гнал товар с Украины. Товар в общем-то расходился на ура, потому что телевизоры «Фотон», велосипеды и прочее там были дешевле, чем в Москве, примерно раза в два. И когда мы с ним встретились за рюмкой чая, я пожаловался на материальное положение, сказал, что фирма сдохла, на зарплату в ФАПСИ жить трудно. Он говорит: «Слушай, а что ты вообще там делаешь?» Я говорю: «У меня с 9 до 6 работа». А он: «Если ты будешь приезжать часиков в 12 недалеко от твоей работы на товарную станцию, туда будет приходить состав с парой крепких ребят. Вы будете проверять пломбы, оформлять акт, что они целы. Подпишешь документы – и свободен! И за это я тебе буду платить, грубо говоря, $150. Примерно пять раз в месяц». 

Чем плохо? Переночевать на этой станции, выпить с путейцами рюмашку, встретить поезд с двумя амбалами... Так я примерно год с лишним проработал, будучи офицером.

Сейчас у вас какой статус? 

 Я подполковник в отставке.

Ваши достижения советского периода трансформировались в какие-то льготы?

Единственная льгота вышла случайно, и весьма спорная. Я написал рапорт, мол, прошу уволить меня по несоблюдению условий контракта в январе 1997 года. Меня захотели оставить, завели уголовное дело о нарушении правил прохождения воинской службы – ну, в порядке шантажа. И когда у меня уже стало лопаться терпение, я позвонил своему родственнику, который работал тогда в администрации президента, и сказал, что меня прессуют по полной программе, а я хочу просто уволиться. 

Через две недели раздался звонок и спросили: не хотели бы вы уволиться, но вместо нарушения условий контракта – по организационно-штатным мероприятиям с 15 окладами за звание. Хорошо, говорю. И буквально через неделю получаю уведомление, что дело закрыто за отсутствием состава преступления. 

Как в вашей жизни появился фондовый рынок?

Где-то была куча книжек на английском. Когда зарплаты нет, а ты понимаешь, что уже больше 18 лет посвятил изучению прикладной статистики, то, естественно, ищешь, где этот опыт можно приложить. И первое, к чему я пришел, это фондовый рынок.

Это какой был год?

1992—93-й. Началось все просто: зрителем ходил на ВДНХ, там биржа была, где торговали долларами. Внизу стоял народ с бейджиками, кричал что-то. На экране шла электронная строка сделки, точнее, не сделки, а курс… 

Через несколько лет, уже перед увольнением из ФАПСИ, я попал в зерновую компанию. Мне дали под управление $100 тысяч и сказали, что я должен зарабатывать на движениях фьючерсов на пшеницу (биржа СВОТ). Главная задача была заработать, когда цена падает. Почему? Потому что если цена падает, то, соответственно, падает и рентабельность у основного бизнеса. Чем ниже цена, тем меньше маржа. Поэтому естественно, что человек, который зарабатывает на падении рубля, очень хорошо страхует компанию. Это о заработках. 

В то время был очень большой рост, поэтому то, что я на нем зарабатывал, компании было в общем-то неинтересно. Им надо было зарабатывать на падении. Падения не было, ну и меня закрыли. У меня, волею случая, получилось, что я стал референтом главного управляющего в одном из крупнейших зернотрейдеров в России и одном из основателей Зернового союза. 

Я начал готовить документы для Зернового союза, и меня переквалифицировали в «управдома», а точнее, в лоббиста. Мол, у тебя получается, давай пробивать постановления, законы, приказы министерства и т. д. Ты будешь писать эти «рыбы», а мы тебя будем сводить с нужными людьми и через них это продвигать. Меня хватило до лета 1997 года…

То есть вы числились при этом в ФАПСИ?

Я числился в ФАПСИ, да. Потом понял, что больше не могу. И стал искать ту финансовую компанию, которая готова терпеть человека, который вот-вот уволится из ФАПСИ. Такая компания нашлась – «ИНТРАСТ». Я в ней проработал 7 лет – с июня 1997-го по май 2004 года.

И как раз там удалось применить количественные методы?

Слава богу, когда я туда пришел, нас, скажем так, не теребили и дали спокойно поработать с данными, попытаться найти методы анализа и т. д.  То есть дали время на раскачку. 

Мне дали деньги в управление только в ноябре 1998 года. И то – по причине кризиса. Просто в меня поверили как в управляющего. Считалось, что я должен быть аналитиком. Логика такая: дело аналитика – не торговать. Если человек с мозгами, с определенным образованием, профессиональным уровнем, то он должен быть аналитиком. Торгует трейдер, человек молодой и бодрый...

UE3A5665.jpg

 И стрессоустойчивый...

Да. Но случился кризис, надо было как-то совмещать. Так получилось, что я предсказал девальвацию рубля еще в январе 1998 года. «ИНТРАСТ», соответственно, сделал определенные шаги, которые в какой-то мере спасли компанию. 
Вам выплатили премиальные? 

Да какие премиальные могут быть у человека, который пришел аналитиком, а рекомендации начал давать осенью 1997 года, не раньше. Зарплата была приличная по тем временам – $1500. 

А в сентябре 1998 года вообще стало непонятно, что будет дальше. Компания просто выплатила всем зарплату по старому курсу, и 50% сотрудников уволилось. А мне сказали: «Хотите – работайте бесплатно. Если выкарабкаемся, значит, будем платить». И мы действительно не получали зарплату до декабря. Нам даже не зарплату дали, а премию перед Новым годом. На тот момент уже компания была, что называется, на ходу. Единственная проблема сохранялась в ликвидности.

Первые торговые роботы когда начали использовать?

Дело в том, что здесь есть разница. Робота у меня не было, то есть такого, что работает без меня. А вот алгоритмической торговлей я изначально занимался. 

Была обычная трендовая система… Хотя не совсем обычная. Я говорил, что изначально использую скользящую среднюю с переменным окном, т. е. не с постоянным, как предлагает классический технический анализ, а когда окно тоже является функцией от предыдущих цен. Я использую такие индикаторы. Моя первая система на этом и была основана... 
Честно говоря, не хотел бы дальше вдаваться в подробности. Хочется затронуть какие-то философские темы...

Дети пошли по вашим стопам?

У меня два сына, и оба не пошли по моим стопам. Старший, когда встал перед выбором профессии, честно сказал мне одну вещь: «Ты, папа, работаешь в виртуальном мире, с цифрами. Я хочу работать с людьми». Он окончил физико-математический факультет Педагогического института, а потом работал в компаниях по продажам. 

Вы заметили, что ваш сын говорил про виртуальную составляющую. Я общался с разными людьми, которые до прихода на рынок были математиками, физиками или работали в каких-то инженерных компаниях, и у некоторых возникал внутренний диссонанс насчет «реальности» трейдерской профессии.

Да, классический вопрос. Я, кстати, как-то говорил, что вообще-то трейдер в сегодняшнем мире, западный трейдер, выполняет огромную функцию: он абсорбирует излишнюю ликвидность из излишне напечатанных денег. Тем самым снижает инфляцию и стабилизирует западный мир. К сожалению, мы в России пока до этого не дошли. Когда дойдем, и у нас все будет хорошо. 

Поэтому в принципе трейдер в глобальном масштабе – это важный элемент системы. У нас, к сожалению, пока не очень важный. Но тут надо понять: дело в том, что в России так получилось, что прикладная статистика с хорошим материальным вознаграждением, кроме финансового рынка, оказалась нигде не нужна. В СССР за криптографию хотя бы неплохо платили.
А диссонанса никакого не было. Я всегда занимался прикладным статистическим анализом. Столь огромное количество цифр, столько объемов никто не обрабатывает, кроме финансовой отрасли. Ведь фондовый рынок – это тоже цифры. 

С учетом вашего опыта на рынке, какое правило стоило бы выработать в отношении к деньгам для тех людей, кто хочет стать управляющим?

Доверителей, которые дают тебе деньги, надо любить. Этих людей надо лелеять. Надо становиться их духовниками, друзьями, и тогда сложатся те отношения, в которых человек будет всегда с тобой. Это что касается людей. 
А теперь что касается личного отношения к деньгам. Чтобы стать управляющим, надо перестать думать об абсолютных суммах, существовать должны только проценты. Неважно – 3% от миллиона или от миллиарда. Это все равно 3%. Психологическая проблема крупных сумм преодолевается тогда, когда вы забываете о том, какие там нули стоят в плюсе или минусе, а знаете только одно – цифру процентов. Это самое главное. 

Когда вы к этому придете, тогда и сможете управлять. Потому что когда вы проигрываете сумму, которая превосходит 10 ваших годовых зарплат, вкладов, то можно впасть в такой транс, что попросту закрыть себе дорогу на рынок. 

Что вы говорите людям, которые не имеют отношения к фондовому рынку, но хотят получить дружеский совет? Наверняка вам постоянно задают вопросы, что будет с рублем, акциями...

Как человек, занимающийся прикладной статистикой, могу сказать, что точно этого не знает никто. Ко мне приходили люди, скажем так, с желанием стать управляющими. И первый вопрос, который я им задавал: вы сможете жить в условиях, когда точно знаете, что не знаете, что будет завтра? Вы сможете жить в условиях, когда у вас по пять раз на дню ситуация может измениться и вы не знаете, когда и во сколько это произойдет? Если вы готовы, тогда давайте, я могу поделиться своим опытом. Но если вы не готовы к этому, то лучше вообще не начинайте. Если у вас есть лишние деньги, принесите их профессиональному управляющему. Представьте себе, что вы в болиде «Формулы-1» на первом повороте гонки – и так каждый день. Вот что такое рынок.

Как пережить периоды, в том числе это к управляющим и инвесторам относится, когда все стагнирует и падает? 

Во-первых, еще раз скажу, что на рынок не надо идти с тем, что вам понадобится завтра для похода в магазин. Второе: никогда не следует в риск вкладывать 100%. Минимум 50% должно лежать под безрисковую ставку сбережений. И только половиной вы рискуете. Я себе позволяю соотношение 30 на 70. 30 – безрисковая часть, а 70 в риске. Но это я себе позволяю как профессиональный управляющий. А для человека, который к этому не привык, — 50 на 50. 

А как вы отвлекаетесь от стрессовых периодов?

От этого не отвлекаешься никогда – таков рынок. 

Беседовал Константин Полтев





Вернуться в список новостей

Комментарии (1)
Оставить комментарий
Отправить
Александр Горчаков | 30.05.2017

Одна поправка 100 тыс. долларов в 1995-м мне выделили не для торговли парой рубль-доллар, а для торговли на СВОТ фьючерсами на пшеницу (W).

Новые статьи