Сегодня речь пойдет о трейдере, который попал в тюрьму за финансовую халатность. Но то, что должно было стать историей преступления, наказания и справедливости, переросло в еще одну главу с потенциально политическим сюжетом.
Отбыв наказание, так называемый трейдер-мошенник, ошибки которого обошлись банку примерно в £1,3 млрд, теперь борется за свою судьбу, пытаясь получить возможность остаться в Великобритании, стране, которую он с двенадцати лет называет своей родиной.
Ведущий канала RT UK Росс Эшкрофт говорит с Квеку Адоболи, бывшим трейдером UBS, о культуре банковского дела, судебном процессе и о том, почему он сейчас борется с Министерством внутренних дел Великобритании (Home Office) против депортации в Гану.
Далее приводим перевод интервью.
Росс Эшкрофт
Квеку, думаю, о вашей непростой ситуации знают уже многие. Но я все же уверен, что среди нашей аудитории есть те, кто с ней незнаком. Можете вкратце рассказать нам о случившемся?
Квеку Адоболи
Все началось с того, что я начал работать трейдером в UBS. Вскоре меня попросили присоединиться к управлению самым большим торговым портфелем в банке. Это случилось в сентябре 2006 года, за год до финансового кризиса. Портфель, к слову, включал в себя активы на сумму $50 млрд.
Целью портфеля была защита денег наших клиентов путем принятия их рисков на себя. Наша работа заключалась в поиске способа, благодаря которому мы сможем компенсировать стоимость предполагаемых рисков, то есть хеджировать их. Но проблема была в том, что многие потенциальные риски были беспрецедентными, а значит, не подлежали хеджированию. В общем, нам нужно было понять, каким образом сгенерировать достаточное количество прибыли, чтобы потери, связанные с такими рисками, окупились.
Читайте: Секреты трейдинга от победительницы ЛЧИ Натальи Орловой – архив fomag.ru
У нас было две главных задачи. Первая состояла в обслуживании позиций наших клиентов, а так как торговый портфель был огромным, вторая задача заключалась в осуществлении проп-трейдинга, то есть торговли с помощью собственных средств компании.
Росс Эшкрофт
Две основных задачи, о которых вы говорите, исключают друг друга или же, наоборот, дополняют?
Квеку Адоболи
Скорее, дополняют. Многие крупные инвестиционные банки занимаются следующим: они используют большие позиции клиентов, чтобы осуществлять рискованный проп-трейдинг. Если бы тогда у нас была возможность перемотать время до конца финансового кризиса, примерно до 2009 года, когда правило Волкера вступило в силу, мы бы поняли, что подразделения банков, похожие на тот, в котором я работал, были последними оплотами проп-трейдинга.
В 2009 году сменилась глава банка. Должность управленца стал занимать Освальд Грюбель, который прямым текстом просил нас идти на больший риск, поскольку в то время UBS был на грани вымирания. Во время экономической депрессии мы потеряли огромную сумму денег, и банк вступил в период, так сказать, экзистенциального кризиса, потеряв свою благоприятную репутацию. Большинство умных сотрудников, на которых и строилась успешная деятельность UBS, уволились. После нескольких серий смены руководства в период с 2007 года по 2009 год, у руля встал Грюбель, всеми силами пытавшийся спасти тонущий корабль.
Проблема заключалась в том, что, если торговый портфель банка настолько сложный и большой, каким был наш, нужно было создать систему механизмов для управления рисками, а также восполнения потерь. Так мы запустили программу под названием «Umbrella», которая стала, по сути, продолжением уже существовавших программ.
Росс Эшкрофт
Вы участвовали в новой программе?
Квеку Адоболи
Да, конечно. Наше подразделение было тогда совсем небольшим. В 2007 году нас было в нем всего двое – я и мой непосредственный руководитель. Тем не менее мы занимались торговлей на бирже в течение целых 13 месяцев, управляя портфелем активов на сумму $50 млрд. В 2009-2010 годах мы применяли механизмы, разработанные в «Umbrella» для защиты портфеля во время кризиса, чтобы идти на больший риск, о котором нас и просил Грюбель.
Росс Эшкрофт
Квеку, можете простыми словами объяснить, в чем заключалась ваша работа?
Квеку Адоболи
Представьте себе портфель, состоящий из 4 тысяч акций. Так вот, мы получали запрос на совершение сделки буквально каждые 40 секунд. Моя работа начиналась в 6 утра и превращалась в крайне напряженный безостановочный процесс до примерно 17-18 часов вечера, когда закрывались европейские рынки. Но поскольку портфель был глобальным, и мы управляли позициями практически круглосуточно, иногда мне приходилось задерживаться на работе до 21-22 часов. Порой мне хватало времени даже на сон, когда я всю ночь отслеживал динамику рынков Японии и Китая.
Росс Эшкрофт
Давайте перенесемся немного вперед во времени, когда вам, образно выражаясь, постучали в дверь, и с того момента все пошло прахом. Расскажите об этом подробнее.
Квеку Адоболи
В июне 2011 года нам удалось сгенерировать $135 млн прибыли для банка. Тогда наше подразделение насчитывало четыре сотрудника, но мы были частью большого отдела под названием «Global Synthetic Equities», созданного как раз для получения как можно большего дохода за счет работы с инструментами Delta One. Deutsche Bank, например, в то время генерировал примерно $3 млрд в год благодаря данным инструментам. UBS удавалось получить всего $150 млн, так что мы были далеко не в начале рейтинговой таблицы. Мы всеми силами стремились вырваться в лидеры, поэтому нам приходилось идти на большие риски. Мы хотели вернуть себе былую репутацию.
В общем, в попытке выдернуть банк из экзистенциального кризиса руководство подстрекало своих сотрудников к рискованных действиям, учило нас любить риск. Конечно же, мое подразделение стало основной целью, поскольку мы управляли самым большим портфелем банка, объем которого в тысячу раз превышал размер среднего торгового портфеля. Мы принимали на себя все риски и генерировали колоссальную прибыль.
Но затем наступил июнь 2011 года, когда на рынках стала царить неопределенность. Никто не мог понять, будет ли рынок расти или же, наоборот, падать. Большинство участников рынка тем не менее были уверены в дальнейшем росте, они обосновывали свои суждения результатами масштабных исследований. Но небольшая группа аналитиков нашего банка понимала – что-то было не так. На то были причины в виде землетрясения в Японии, роста госдолга США, долгового кризиса Греции, усиления общественных недовольств и так далее. Такой была обстановка макроэкономики в то время.
Росс Эшкрофт
Получается, по вашему мнению, рынок должен был рухнуть, но большинство руководства банка верило в то, что рынок взлетит?
Квеку Адоболи
Да, именно так. Разногласие во мнениях превратилось в большое противостояние. Я всеми силами пытался отстоять свою позицию, но начальство стало поочередно давить на меня, обвиняя в отказе следовать политике банка. Они мне говорили буквально следующее: «Если ты продолжишь гнуть свою линию, и что-то пойдет не так, тебя отстранят от дел». Судя по словам моего руководства, даже Аксель Вебер, один из членов правления Европейского центрального банка, должен был предпринять шаги, которые привели бы рынок к стремительному росту. Тогда я подумал, что даже если глава банка уверен в моей неправоте, должно быть, я действительно ошибаюсь.
В общем, я резко изменил свою инвестиционную стратегию. И именно в тот день, когда я пошел на это, 1 июля, рынки начали падать. Вокруг стала царить паника, никто не мог контролировать ситуацию, и к тому моменту, когда обвал достиг 40%, мы продолжали покупать. Со временем мы потеряли контроль над потерями. 14 сентября 2011 года члены подразделения, в котором я работал, решили, что ответственность за случившееся должен взять я. Мы составили письмо и направили его руководству. Вечером того же дня меня вызвали обратно в офис. Банк предоставил мне адвоката, но количество вопросов, на которые я должен был ответить, было бесчисленным. Мы разговаривали примерно до часа ночи, затем мне разрешили пойти домой. Но затем, спустя полтора часа, ко мне в дверь постучала полиция.
Меня арестовали, и я пробыл в участке примерно 240 часов. На тот момент меня обвинили в мошенничестве путем злоупотребления служебным положением и в составлении ложных отчетов. Судебный процесс длился в течение девяти недель. В итоге присяжные сказал судье следующее: «Если мы считаем, что он пытался заработать прибыль не для себя, а для банка, можем ли мы обвинить его?» На что судья ответил: «Нет, не можете. Его нельзя обвинить в составлении ложных отчетов, если вы не считаете, что он намеревался заработать прибыль для себя. Но вы можете обвинить его в мошенничестве, поскольку в этом случае неважно, хотел он заработать деньги для себя или нет. Важно то, что он подверг банк риску потери».
Присяжные совещались еще примерно на протяжении одного дня, а затем признали меня невиновным в составлении ложных отчетов, но виновным в мошенничестве. Помню, как некоторые члены присяжных начали плакать после оглашения приговора. В результате я был осужден на семь лет тюремного заключения. После того, как я отсидел три с половиной года, меня выпустили. Это случилось в июне 2015 года. Самым сложным моментом для меня стала непрерывная полемика с Министерством внутренних дел Великобритании, поскольку я получил извещение о том, что меня хотят депортировать в Гану.
Росс Эшкрофт
Квеку, как вы думаете, те присяжные, которые стали плакать после вынесения вашего приговора, да и вообще все члены присяжных в целом, понимали, что вам всего лишь пришлось подчиниться культуре UBS? Что вы, как и многие другие трейдеры, находились под давлением, которому не могли противостоять?
Квеку Адоболи
Да, я уверен в этом. Присяжные тогда выступили в роли представителей общества. Своим решением они показали, что обвиняют не меня как личность, а обвиняют всю банковскую индустрию в целом. Именно поэтому они обвинили меня в мошенничестве, как в действии, которое олицетворяло банк, а не в злоупотреблении служебным положением, что олицетворяло меня самого.